© 2017 Наталья Александровна ВЯТКИНА, Надежда Владимировна ПРИСЯЖНАЯ
МАиБ 2017 № 2 (14)
Вяткина Наталья Александровна
аспирантка
Центр Медицинской Антропологии
Институт Этнологии и Антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН
(Москва, Россия)
https://orcid.org/0000-0002-1288-5219
natalia.vyatkina@gmail.com
Ключевые слова: социология медицины, история дисциплины, медико-социологические исследования, образование, фундаментальные и прикладные направления, медицинская антропология
Аннотация: В интервью раскрыты этапы зарождения и становления социологии медицины как самостоятельной дисциплины за рубежом и в России, рассмотрен современный этап развития дисциплины, перспективные направления исследований, вопросы образования и этики, методология исследований, текущие задачи и перспективные направления развития социологии медицины. Затрагиваются темы пересечения сфер интересов медицинской антропологии и социологии медицины, реальные возможности и необходимость совместных исследований.
Наталья Вяткина беседует с Надеждой Присяжной
Присяжная Надежда Владимировна – один из ярких представителей московской школы социологии медицины, ученица академика РАН, д.м.н., д.социол.н., заслуженного работника здравоохранения РФ профессора Андрея Вениаминовича Решетникова.
Н.В.: Надежда Владимировна, давайте начнем с самого общего вопроса: что такое социология медицины?
Н.П.: Придерживаясь научного определения, данного академиком РАН Андреем Вениаминовичем Решетниковым, социология медицины – это наука, изучающая закономерности развития медицинских систем, здравоохранения, деятельность и поведение людей и различных социальных групп в этой сфере, обусловленные их включением в медицинские проблемы, распространением и использованием медицинских знаний, техники, технологий как в обществе в целом, так и на уровне социальных групп, организаций и государств.
Простыми словами, научный поиск в русле социологии медицины сегодня охватывает все сферы деятельности государства, функционирования общества и жизни человека, связанные с выбором охраны, укрепления и профилактики нарушений его здоровья.
Н.В.: Насколько я знаю, социология медицины – молодая отрасль научного знания. Это так?
Н.П.: Да, правильно.
Н.В.: Когда она сформировалась и какие можно выделить этапы в становлении и развитии дисциплины?
Н.П.: Традиционно выделяется пять основных этапов в развитии социологии медицины: зарождение, формирование, становление, развитие как самостоятельной дисциплины и современный период в развитии науки.
Периодом зарождения социологии медицины считается XVII – XIX века. В это время в западных странах появляются первые научные публикации по вопросам взаимосвязи социальных аспектов жизни, здоровья, медицины. Основными вехами начала пути социологии медицины стали труды Винтера, Франка, МакИнтайра, Герина, Вирхоу, Науманна и других исследователей.
Н.В.: А мы значительно отстали в этой области?
Н.П.: Нет, я бы не стала так утверждать. В России зарождению социологии медицины способствовали усилия Михаила Васильевича Ломоносова и Александра Николаевича Радищева (помните, «Путешествие из Петербурга в Москву»?) по изучению социальных условий народной жизни, разработка программы санитарного оздоровления населения России, а также зарождение земской медицины в 1860-е годы. Кроме того, проведение первой – и единственной – всеобщей переписи населения Российской империи позволило получить обширный материал для медико-социологического анализа связей между социальными факторами, здоровьем и заболеваемостью в государстве.
Начало XX века – следующий этап развития социологии медицины – связывается с публикациями западных ученых Блэквелла, Уорбесса, Готжена, а также с началом издания американской Академией медицины «Журнала социологической медицины». Не будем забывать, что на формирование социологии медицины решающее значение оказали процессы революционного развития «большой» социологии конца XIX – начала XX века, в первую очередь работы Карла Маркса, Макса Вебера, Эмиля Дюркгейма, а также научные концепции эволюционизма Герберта Спенсера, работы по изучению социальных групп Людвига Гумпловича, аналитические труды Фердинанда Тенниса (например, «Общность и общество»). Именно в этот период разрабатываются теории формальной социологии Георга Зиммеля, представлена научной общественности «понимающая социология» Макса Вебера, теории структурного функционализма и социологического реализма Эмиля Дюркгейма, теория элит Вильфредо Парето, теоретические труды Макса Шелера, работы по феноменологии Эдмунда Гуссерля. В русле социальной психологии в этот же период публикуются труды Габриэля Тарда, Чарльза Кули, а несколько позднее – Гюстава Лебона, Джордж Мида, Уильяма Томаса.
Н.В.: Надежда Владимировна, а у меня снова вопрос про Россию…
Н.П.: Да, конечно! Важным признается вклад в развитие социологии отечественных социологов Николая Ивановича Кареева, Максима Максимовича Ковалевского, Петра Лавровича Лаврова.
Кроме того, в русле социологии медицины в России в этот период реализуются первые эмпирические исследования, которые, в основном, посвящены проблемам психического здоровья и алкоголизма. Однако социально-политические и экономические преобразования начала века в России, обусловленные подъемом революционного движения и Первой мировой войной, серьезным образом осложнили развитие науки в целом.
Время между Первой и Второй мировыми войнами – это период становления социологии медицины на западе и ее активное внедрение в медицину; формально точкой отсчета её считается издание фундаментальной работы Генри Сигериста в 1923 году[i].
Одну из ключевых ролей для становления социологии медицины сыграла также теория социальных систем и роли больного Толкотта Парсонса. Кроме того, впервые в мире в 1940 году в Оксфорде Джоном Артуром Райлом был создан Институт социальной медицины, что также способствовало формальному закреплению позиций социологии медицины.
В этот период реализуется ряд практических исследований с применением социологической методологии в медицине – в частности, исследований Хендерсона, Ричардсона, Робинсона, Роулэнда, Дунхэма, Стэрна и ряда других – что оказало значительное влияние на развитие социологии медицины.
В «большой» социологии одним из наиболее ярких направлений выступило исследование городской социальной среды, реализованное тогда же представителями Чикагской школы Уильямом Томасом и Флорианом Знанецким. Кроме того, важное влияние на становление социологии оказали взгляды на общество как единый супер-организм Альберта Радклифф-Брауна. Также можно отметить концепцию социальной экологии Роберта Парка, которая способствовала формированию понимания специфики отдельных социальных процессов в медицине.
Н.В.: Скажите, а у нас после революции что-то изменилось в отношении развития социологии?
Н.П.: Да, и эти изменения были весьма обширными. В России в это время идет активное становление социологической науки. В 1919 году создается Социологический институт, который возглавляет Питирим Сорокин, а также открывается Институт социологии, директором которого стал Константин Михайлович Тахтарев. Усилиями Николая Ивановича Кареева ведется работа по объединению профессиональных социологов. Однако уже в 1922 году Сорокин был выслан из России в США, где он опубликовал свои основные наработки – и сегодня о нем зачастую говорят как об американском социологе.
Тем не менее, заметим, что в начале 1920-х годов были организованы широкомасштабные социологические исследования: например, Станиславом Густатовичем Струмилиным, Александром Павловичем Болтуновым был внесен значительный вклад в развитие методологии социологических исследований в изучение особенностей бюджета времени и досуговой активности граждан, организации быта рабочих, психологических проблем профессиональной ориентации молодежи, психологии способностей и склонностей. Алексеем Капитоновичем Гастевым и коллективом Центрального института труда реализованы исследования социальных проблем управления, труда и трудового поведения. Также активно изучались Коганом, Колодной, Вольфсоном, Луначарским проблемы молодежи, семьи и брака, социальные вопросы жизни села. Кроме того, обширный эмпирический материал для социологического анализа дали переписи населения, реализованные в 1920 и 1926 году, а также издание журнала «Статистика труда».
Кроме того, вспомним, что в России, в молодой советской республике, в 20-40 годах XX века формируется новая система здравоохранения – система Николая Александровича Семашко, ориентированная на решение широкого круга медико-социальных проблем. Именно благодаря усилиям Николая Александровича в 1922 году в МГУ (на медицинском факультете Московского Государственного университета) создается первая кафедра социальной гигиены, а в 1923 году – открывается Государственный институт социальной гигиены Наркомздрава РСФСР. Помимо этого, в начале 1920-х годов были организованы широкомасштабные исследования медико-социальных проблем здоровья, специфики социальных проблем, взаимосвязи условий труда и показателей здоровья граждан. Интересно, что в 1924 году Н. Добронравов уже дает определение социологии медицины как отрасли социологии, изучающей социальные проблемы, связанные со здоровьем, болезнями и медицинским обслуживанием, с ролью здоровья и трудоспособности населения в социальном развитии.
Однако уже в 30-х годах социология, и соответственно, социология медицины стала испытывать идеологическое давление как «буржуазная» наука, а все социологические научно-исследовательские работы были свернуты. Но развитие социологии медицины все-таки продолжалось, хотя и шло в русле социальной гигиены, общественного здравоохранения, статистики, а разграничение этих дисциплин произошло значительно позже – в 50-х годах XX века.
Н.В.: А как проходил этап становления социологии медицины на Западе?
Н.П.: Этап становления западной социологии медицины как самостоятельной дисциплины приходится на 1950 – 1980-е годы прошлого столетия и связывается, в первую очередь, с именами Фрейдсона, Хендерсона, Мертона, Иллич, Наварро, Парето, Беккера, Бурдье, Джонсона, Дугласа, Сильвермана, Холлингшеда, Редлич, Зола, Коккерема, Рассела, Мэя, Роджерса, Стросса и других исследователей.
Это период бурного роста, период издания фундаментальных монографий, период осмысления проблематики болезни и здоровья как системных биопсихосоциальных феноменов, период формирования и совершенствования методологической базы исследований в русле социологии медицины. В Нью-Йорке в 1946 году при Медицинской академии открывается Институт социальной медицины, а в 1947 году на ее базе проводится первая международная конференция по социальной медицине.
Возрастает интерес исследователей к проблематике здоровья и болезни – и, кстати, надо отметить, что в этот период исследованиям в области здоровья оказывалась серьезная грантовая поддержка – как на уровне частных фондов, так и на уровне государств. В это время Дэвид Мэкеник изучает социально-психологические факторы, определяющие поведение больного, а Эрвинг Гоффман применяет положения символического интеракционализма к изучению специфики взаимодействия человека, имеющего нарушения психического здоровья, с социальной средой. Близким к наработкам Гоффмана являются труды Эриха Фромма (о социальной детерминации психического здоровья условиями и структурой социума) и Мишеля Фуко (о влиянии исторического контекста на восприятие психической болезни обществом и социально-конструируемой природе медицинских знаний).
Хочу отметить, что понятие габитуса Пьера Бурдье для социологии медицины имеет очень важное значение: восприятие нового медицинского опыта, опыта проживания болезни сквозь призму своего габитуса позволяет человеку, с одной стороны, адаптироваться в медицинской / пациентской среде, преодолеть имеющиеся нарушения здоровья на основе накопленных и ассимилированных в конструкции габитуса данных и адаптироваться к новым условиям своего жизнеустройства.
Н.В.: Надежда Владимировна, скажите, преподавалась ли в тот период социология медицины в ВУЗах?
Н.П.: Да — в это же время в образовательный процесс многих вузов вводится курс социологии медицины, что способствует росту числа исследователей, идентифицирующих себя как социологов медицины.
Одновременно растет число исследований по профилю социологии медицины – и, соответственно, количество научных публикаций, а также специализированных журналов. В 1960 году в США начинают издаваться «Журнал здоровья и поведения человека» (Journal of Health & Human Behavior) и журнал «Социология и медицина» (Social Science & Medicine); несколько позже, в начале 70-х годов, начинается выпуск журнала «Социология здоровья и болезни» (Sociology of Health & Illness) в Англии.
Нужно отметить, что с 1959 года при Американской социологической ассоциации функционирует секция «Медицинская социология», число членов которой за неполные пять лет достигло почти тысячи человек! Интересно, что примерно такое же количество социологов и сегодня состоит в этой секции ассоциации.
Однако уже в середине 70-х годов в США грантовые финансовые потоки для реализации медико-социологических исследований сокращаются, а на некоторых кафедрах курс социологии медицины упраздняется.
Н.В.: А что происходило в СССР?
Н.П.: А в СССР в этот период наблюдается амбивалентное отношение к социологии – её то приветствовали, то критиковали. Были и положительные сдвиги в отношении социологической науки: так, в 1958 году учреждена Советская социологическая ассоциация, руководителем которой стал Георгий (Юрий) Павлович Францев. В целом, с начала 60-х годов, по выражению Геннадия Семеновича Батыгина, начинается период «социологического ренессанса». Этот период ассоциируется, в первую очередь, с именами отечественных ученых Харчева, Грушина, Осипова, Левады, Кона, Зворыкина, Лапина, Здравомыслова, Ядова, Шубкина, Заславской, Шляпентоха, Шкаратана, Давыдова, Бестужева-Лады. Начинают публиковаться статьи по социологическим вопросам, появляются первые крупные работы и региональные исследования. Интересно, что даже за рубежом в этот период издается журнал «Советская социология» на английском языке!
Н.В.: Но это всё становление собственно науки. А что с образованием? У нас преподавалась социология медицины?
Н.П.: У нас в этот период начинают вводиться в программы вузов отдельные курсы по социологии, издаются учебники и методические пособия по организации конкретных социологических исследований.
Решающим для развития социологии медицины в России стало создание в 1968 году в Академии наук СССР первого академического института социологического профиля – Института конкретных социальных исследований – что способствовало росту числа исследований и расширению тематического и проблемного научного поиска в русле социологии медицины.
А в 1965 году был учрежден при социологической ассоциации журнал «Социальные исследования», который в настоящий момент называется «Социологические исследования» и является одним из наиболее авторитетных в нашей области.
Вместе с тем, не будем забывать, что развитие социологии осложнялось особенностями политического строя того времени – достаточно вспомнить идеологическую компанию против книги Юрия Александровича Левады «Лекции по социологии». Подобная «критика» коснулась в тот период многих авторитетных социологов – в том числе Владимира Александровича Ядова.
Исследованиями в области социологии медицины в 1950-1970-е в России занимались такие ученые как Гращенков, Изуткин, Лисицын, Царегородцев, Петленко и другие. Необходимо также отметить, что прозвучавший в 1959 году на IV Всемирном социологическом конгрессе «Общество и социология» в Милане доклад члена-корреспондента АН СССР Николая Ивановича Гращенкова «Здоровье и социальное благополучие» был посвящен медико-социальной проблематике.
Н.В.: Надежда Владимировна, история социологии медицины чрезвычайно интересна. Я даже не думала, что истоки этой науки столь давние. Но это же не была социология медицины в её современном варианте? А когда начался современный этап?
Н.П.: Начало современного этапа становления социологии медицины датируется с 80-х годов ХХ века по настоящее время.
В Европе и США этот период характеризуется, прежде всего, тем, что медицинская помощь переходит в категорию медицинских услуг, товара. Западная социология медицины активно развивается и сегодня составляет одно из ведущих направлений в социологии. К наиболее выдающимся социологам медицины в США конца прошлого века можно отнести Фрейдсона, Хог, Краузе, МакКинли, Уиллиса.
Н.В.: И снова – Запад. А мы – отстали?
Н.П.: На этом этапе мы действительно были в несколько «догоняющей» позиции – в силу сложившихся условий. Тем не менее, начиная с 80-х годов в России наступает период институционального закрепления социологии. Так, в 1988 году создается ВЦИОМ – Всероссийский центр изучения общественного мнения. Этот период также ознаменован открытием новых независимых социологических журналов, которые стали активно публиковать переводы классических и современных социологических трудов – Никласа Лумана, Питера Бергера, Пьера Бурдье, Макса Вебера, Томаса Лукмана, Толкотта Парсонса, Петра Штомпки, Эмиля Дюркгейма.
С конца 80-х годов начинает развиваться система профессионального социологического образования, открываются социологические факультеты в вузах страны, растет число публикаций, научных и учебных изданий по социологии. Вместе с тем, в начале 90-х годов в российскую образовательную практику внедряется практика грантовой поддержки образования со стороны зарубежных фондов.
Одновременно динамично растет число социологических исследований в области социологии медицины: Анатолием Ивановичем Антоновым и Виктором Михайловичем Медковым активно разрабатывается ценностно-мотивационный подход к изучению проблем здоровья, Ириной Владимировной Журавлевой представляется концепция самосохранительного поведения. Кроме того, в этот период Андреем Андреевичем Возьмителем разрабатывается категория образа жизни.
Н.В.: Надежда Владимировна, получается, что в период перестройки, распада государства социология начала активно развиваться?
Н.П.: Да, в России это был период коренных социально-структурных трансформаций, переустройства всего жизненного уклада страны! Тем не менее, 90-е годы отличаются ростом числа социологических исследований в здравоохранении, расширением возможностей для специалистов выбирать проблематику исследований. Но не будем забывать и о том, что в этот период разбалансированности социального порядка социологическими исследованиями стали оперировать «псевдосоциологи» – и репутационные потери 90-х годов, связанные с профанацией науки в целом и социологических опросов в частности, крайне негативно отразились на развитии отечественной социологии. В тот период катастрофического оттока профессиональных кадров из науки социологические исследования стали проводить люди, которые не имели совершенно никакого отношения к социологии. И это еще не самый плохой вариант – бывало и так, что буквально «на коленках» недобросовестные «писатели» придумывали результаты опроса – 30% думает так, а 40% считает иначе; это было очень нехорошее явление для социологии. Но нужно отметить, что 90-е годы подкосили многие отрасли науки, не только социологию. Конечно, в настоящее время социология вернула свои репутационные позиции – во многом благодаря усилиям профессионального сообщества.
Н.В.: А какие изменения способствовали этому? Был запрос со стороны общества?
Н.П.: Во-первых, был запрос профессионального сообщества. Социологи, да и представители других областей научного знания, активно стали отстаивать свою честь, честное имя своей науки – и это правильно. Стали «уходить» публикации по несуществующим данным, отсеялись авторы, которые не имели отношения к социологии – то есть, из науки ушли случайные люди, не имеющие соответствующего образования, не имеющие принадлежности к профессиональному сообществу. И, безусловно, в настоящее время автор, который публикует статью, созданную «на коленке», очень рискует.
Во-вторых, эра информационного общества сделала открытым, прозрачным процесс организации и проведения исследований – и социологическая общественность стала реагировать, более внимательно изучать массивы информации, размещаемой в интернет-пространстве.
Н.В.: Есть ли какая-то точка отсчета для становления современной социологии медицины в России?
Н.П.: Период активного становления современной российской социологии медицины, в первую очередь, связывается с именем академика РАН Андрея Вениаминовича Решетникова – именно благодаря его усилиям социология медицины получила не только инерционный заряд для развития, но и, собственно, официальное документальное оформление. Не будем забывать, что, как и у любого нового научного направления, на пути становления были сложности, не всегда все шло гладко – надо было ещё доказать свое право на существование, свою аутентичность.
Н.В.: А когда появилась официальная профессия социолога медицины, где появились первые специалисты?
Н.П.: Важнейшей точкой отсчета для нас является включение в 2000-м году социологии медицины в номенклатуру специальностей и официальное утверждение специальности «Социология медицины». Именно с этого момента начинается активное открытие кафедр социологии медицины в вузах и подготовка специалистов в аспирантуре и докторантуре. К настоящему времени состоялось около 400 защит кандидатских и докторских диссертаций.
А если говорить о географической точке отсчета… Начало было положено с формирования московской научной школы социологии медицины на базе кафедры социологии медицины, экономики здравоохранения и медицинского страхования Первого МГМУ имени Сеченова. Бессменным научным руководителем и идеологом нашей научной школы является академик РАН, доктор медицинских наук, доктор социологических наук, профессор Андрей Вениаминович Решетников. Но хотелось бы отметить, что социология медицины – бурно развивающаяся дисциплина. Как показала практика, наше профессиональное сообщество с каждым днем становится все больше, наблюдается активный приток молодых исследователей, которые идентифицируют себя с социологией медицины. В настоящее время у нас сформировалось сообщество социологов медицины, и мы продолжаем работать над укреплением наших «рядов».
География социологии медицины расширяется, и наше профессиональное сообщество удивительно активно поддерживает внутренние научные и дружеские отношения. Мы часто советуемся с коллегами, и главное – регулярно встречаемся в формате научных мероприятий для обсуждения опыта организации и результатов медико-социологических исследований, методологии и инструментария, проблем и забот социологов медицины. Вы знаете, в работе последнего заседания1 участвовали социологи медицины из 38 городов – Новосибирска, Саратова, Нижнего Новгорода, Южно-Сахалинска, Астрахани, Санкт-Петербурга и многих других! И это при условии, что транспортные расходы и расходы на проживание несут сами участники. Это потрясающий показатель того, насколько социологам медицины сегодня необходимо профессиональное общение, непосредственное обсуждение в кругу единомышленников нового опыта, идей, мыслей! Самым значимым, конечно, для социологов медицины является возможность получения поддержки, помощи, совета в рамках профессионального сообщества – что мы регулярно реализуем на наших научно-практических мероприятиях.
Н.В.: А на каких?
Н.П.: К примеру, на заседании Исследовательского комитета Российского общества социологов «Социология медицины», которое состоялось 11 сентября 2017 года, был представлен настолько широкий спектр тематики (и интересов) научных исследований в русле нашей дисциплины, что, совершенно естественно, родился проект изучения профессионального сообщества с целью формирования социального портрета социологов медицины.
Хорошим показателем является тот факт, что сегодня мы наблюдаем кумулятивный рост числа инициативных исследований в русле социологии медицины – приходит молодежь, которая приносит и привносит новую тематику, новые векторы научных исследований. Они хотят работать, они «горят» идеями, они охотно идут в «поле.» Соответственно, развивается методология и инструментарий дисциплины, расширяется методическая база науки. Сегодня мы можем говорить о том, что социология медицины, накопив серьезный ресурс достижений, вступила в новый этап своего развития.
Знаете, мы как-то пытались подсчитывать число научных публикаций, статей, представляющих результаты медико-социологических и смежных исследований, но это оказалось сложным: их число растет в геометрической прогрессии – чему, безусловно, способствует развитие информационных технологий и возрастание динамики и объемов информационных потоков, которыми мы обмениваемся ежедневно.
Н.В.: А что происходит сейчас в отечественной социологии медицины?
Н.П.: Основные тренды? Я бы сформулировала, наверное, так: сегодня в социологии медицины идут процессы диверсификации векторов научного поиска, обусловленные изменяющимися социально-экономическими, политическими, культурными, демографическими условиями. Хочу подчеркнуть один важный нюанс: при том, что мы отмечаем активное расширение направлений медико-социологических исследований, сохраняется интерес социологов медицины и к традиционным, можно сказать, классическим направлениям. Для нас это означает, что эти направления доказывают свою актуальность и в настоящий момент. Кроме того, все чаще мы отмечаем, что специалисты не-социологи присоединяются к медико-социологическим исследовательским направлениям, потокам, акцентируют свое внимание на медико-социологических аспектах изучаемых проблем. Во многом это объясняется междисциплинарным или, по выражению академика Решетникова, конвергентным характером социологии медицины. Кроме того, значительный объем прикладных медико-социологических исследований, реализованных в последние годы, на современном этапе обусловливает потребность в фундаментальном осмыслении «накопленных» эмпирических данных.
Н.В.: Какие, по Вашему мнению, самые перспективные направления медико-социологических исследований в России и за рубежом?
Н.П.: Я считаю, что в ближайшее время – и в России, и в мире – в социологии медицины определяющими векторы научного поиска факторами будут процессы глобализации, взрывного роста информационного поля и изменение структуры общечеловеческих проблем – таких, например, как нарушения экологии. Социологи медицины идут навстречу социальному заказу: если общество нуждается в новой информации по нашему профилю – мы идем за ней; как в рекламе: «тогда мы идем к вам» (смеется, – Н.В.).
Н.В.: Мы говорили о современном, информационно-насыщенном мире, в котором мы все живем. И сегодня потоки информации имеют тенденцию к возрастанию – это характерно как для социальных пространств, так и для научного знания. Сейчас есть такая… модная история, как так называемые Большие данные (BIG DATA). А в социологии медицины используются Большие данные?
Н.П.: В целом, для российской социологии медицины пока это не характерно, но мы к этому идем. Уже есть отдельные наработки фундаментального плана у академика Андрея Вениаминовича Решетникова, реализуются отдельные прикладные исследования в этом направлении. Мы в начале большого пути, и, по моему мнению, за этим направлением – будущее. Конечно, для этого нужны ресурсы – в первую очередь технологические, финансовые, кадровые. Одновременно необходимо разрабатывать проблемы методологического свойства, связанные с исследовательской практикой в этом направлении.
Н.В.: Московская школа социологии медицины сегодня признана идеологическим центром российской социологии медицины…
Н.П.: Знаете… Это ведь в первую очередь ответственность. Безусловно, я горжусь тем, что принадлежу к московской научной школе социологии медицины, школе Андрея Вениаминовича Решетникова. Горжусь своей работой. Горжусь своими коллегами – и искренне считаю, что наш коллектив уникален в своем роде! Замечу, что и в регионах действуют исследовательские коллективы, талантливые социологи медицины.
Н.В.: А есть ли у социологов свой профильный научно-практический журнал?
Н.П.: Да, «Социология медицины». На данный момент – это единственный научно-практический журнал в России, в котором публикуются основные научные результаты диссертационных исследований по специальности «социология медицины». Если можно так выразиться, «Социология медицины» является рупором нашей специальности. Исследователь-автор, который публикует статью в нашем журнале, представляет результаты своей работы не просто на суд читательской аудитории – а на суд очень заинтересованного и пристально наблюдающего профессионального сообщества. Каждый выпуск журнала (а выходит он дважды в год) социологи медицины очень ждут: в сообществе идет активная научная дискуссия, обмен мнениями, разгорается полемика, поступают предложения о совместных исследованиях в регионах. И это очень важно! Одновременно расширяется география научного поиска в русле социологии медицины, и встречаются интересы состоявшихся исследователей, маститых авторов статей и талантливой молодежи – чему мы очень рады! Конечно, поток обращений у нас достаточно большой – иногда в «редакционном портфеле» запас статей на два года вперед расписан, хотя требования у журнала достаточно высокие, а редколлегия, особенно главный редактор, строгий (смеется, – Н.В.), но зато есть, чем гордиться.
Н.В.: Вы упомянули, что число социологов медицины в России растет…
Н.П.: Да. Отрадно, что сегодня выросло новое поколение социологов – молодежь, интересы которой лежат в области социологии медицины и которая активно вливается в наши ряды. Это очень приятно. Вспомним провал в кризисных 1990-х годах прошлого века, когда наука потеряла «среднее поколение» исследователей, а к началу нулевых годов в науке оставались «мастодонты» и молодые исследователи. И даже сегодня, несмотря на стабилизацию в этом вопросе, мы все еще чувствуем этот кадровый провал – нам объективно не хватает квалифицированных кадровых ресурсов. Вместе с тем, мы не сидим сложа руки – мы растим, воспитываем свои молодые кадры. К примеру, в этом (2017-м, – Н.В.) году у нас на кафедре социологии медицины, экономики здравоохранения и медицинского страхования Сеченовского Университета открылась магистратура по социологии медицины. К нам пришла и молодежь, и уже состоявшиеся исследователи – и важно, что пришли, знаете, с горящими глазами, с воодушевлением, с любопытством. А что главное для социолога? Чтобы сохранялось научное любопытство! Именно желание знать о предмете научного интереса как можно больше, во взаимосвязи с окружающей социальной средой, социальными процессами – самое важное в профессии социолога, на мой взгляд.
Н.В.: Несмотря на процессы глобализации, мы все еще отделяем российскую социологию медицины от зарубежной. Как Вы считаете, будут ли в будущем сохраняться эти границы?
Н.П.: В настоящий момент, в век глобализации, сложно науку разделять в соответствии с административными границами. Безусловно, и социология, в том числе социология медицины, в мире глобальных технологий и глобальных идей, высокоскоростной передачи и обмена информацией, уже давно не ограничена формальными границами. У нас есть другие барьеры – в первую очередь, языковые, экономические, политические – но я думаю, будущее – за единой международной социологической общественностью. Возможно, это мои мечты (смеется, – Н.В.)… Во всяком случае, осмысляя динамику конвергентных процессов и кросс-культурных тенденций, которые сегодня характерны для науки, можно с большей долей вероятности прогнозировать именно такой вариант развития.
Н.В.: А каким будет будущее медицины, на Ваш взгляд?
Н.П.: В настоящий момент существует ряд форсайт-исследований, которые описывают медицину будущего. Однако сегодня, в эпоху информационных преобразований социальной реальности, делать отдаленные прогнозы крайне сложно – слишком быстро все меняется. Интересно, что многие врачи, организаторы здравоохранения, которых я прошу дать небольшое форсайт-эссе о медицине будущего, считают, что медицина будет все больше информатизирована и технологизирована, что будет нивелироваться человеческий фактор – к сожалению, а может быть, и к счастью, так как любые социальные взаимоотношения наряду с возможностью поддержки, понимания, заботы – зачастую сопровождаются конфликтами. А еще врачи предполагают, что в будущем таблетки будут исключительно «умными» – и будут нас лечить только в нужных местах, все люди будут вести здоровый образ жизни, а медицина будет профилактической. Некоторые респонденты уверены, что в будущем мы сможем приходить и менять свои «запчасти» как в магазине: буквально, пришел, поменял почку и, заодно, омолодился на сдачу. Приятно думать, что мы заходим в будущее с возможностью изменения веса, возраста, состояния здоровья по нашему желанию. Конечно, эта идеальная картина будущего все-таки фантастическая.
Н.В.: А Вы наблюдаете реальные изменения в результате своей работы?
Н.П.: Конечно! Если мы говорим о работе конкретно нашей кафедры – безусловно, мы видим результаты внедрения наших рекомендаций, сформированных на основе данных медико-социологических исследований.
Социолога медицины далеко не всегда встречают с распростертыми объятиями… С одной стороны, наши респонденты в большинстве случаев – пациенты с совершенно различной нозологией, которая зачастую влияет на их эмоциональное состояние. Конечно, еще и потому, что очень часто мы вскрываем не самые приятные факты и тенденции – и в этом плане всегда рискуем встретить сопротивление со стороны заказчика-руководителя. Но умный руководитель придерживается такого подхода: «Ура, мы нашли причину – и мы существующие проблемы сейчас решим».
Социологи многое оставляют «на полях» социологических исследований – и на полях анкеты, если можно так выразиться. Помимо фиксации данных, массива мнений по исследуемой проблематике, социологи многое наблюдают во время полевого этапа работы: зачастую респонденты предоставляют значительные объемы дополнительной, сопутствующей информации, но не всегда эти дополнительные наблюдения удается в рамках какого-то исследования отметить, включить в анализ.
К примеру, у нас есть даже такое выражение – «опрос порождает спрос». Так, в рамках реализации инициативного исследования восприятия россиянами проблемы социального сиротства в 2013–2016 гг. мы получили очень богатый эмпирический материал, хорошие данные, интересные. При этом мы сталкивались и с негативной реакцией на тематику исследования, и с организационными сложностями. Но самое интересное, когда полевой этап исследования был завершен, и мы приступили к обработке данных, именно в этот момент пошел просто шквал писем, обращений, звонков: респонденты, принимавшие участие в этом опросе, заинтересовались темой и хотели узнать больше, получить информацию о том, как можно помочь детям-сиротам. И даже те, кто никогда близко не сталкивался с темой социального сиротства или семейного неблагополучия, задумались об этой проблеме – «а вот я подумал», «а вот я пришел домой», «а вот я почитал», «а вот я столкнулся». То есть, наш опрос породил волну интереса к указанной социальной проблеме. Безусловно, я надеюсь, что данные исследования позволят улучшить ситуацию по социальному сиротству, станут основой управленческих решений, позволят укрепить выявленные «тонкие» места в вопросах готовности граждан к принятию детей-сирот. Но, наверное, нашим большим вкладом в решение этой проблемы стал сам факт проведения опроса по данной тематике и привлечение внимания населения к этой проблеме.
Н.В.: Вы упомянули, что сегодня социология медицины – это больше прикладная дисциплина, а Вам не хватает фундаментальных исследований. Каких, например?
Н.П.: Да, действительно, сегодня мы испытываем дефицит медико-социологических исследований фундаментального плана: большая часть эмпирических данных – результаты прикладных исследований. При этом ряд направлений научного поиска нуждается, в первую очередь, в фундаментальном, серьезном теоретическом осмыслении. Это и исследования прогностического рода, и изменение восприятия института медицины населением, особенности восприятия феноменов здоровья и болезни в трансформирующейся социальной ситуации, изменение роли больного в современных условиях, влияние новой эры информационных технологий на человека и его здоровье – и многие другие направления. Конечно, в ситуации изменений даже традиционные проблемы требуют новых подходов, нового осмысления с учетом изменившихся условий. Приведу пример: академик Решетников отмечает, что сложившаяся парадоксальная ситуация в системе здравоохранения во многом базируется на «кентавр-проблемах» – то есть, проблемах сочетания несочетаемого. Многие проблемы имеют разнонаправленный, многослойный характер – и для того, чтобы решить такие вопросы, их, в первую очередь, нужно понять, осмыслить… Конечно, фундаментализация знаний в русле социологии медицины идет, но одновременно идет и возрастание информационного массива данных, требующих новых теоретико-методологических подходов, парадигм осмысления.
Н.В.: Какие сложности или, наоборот, преимущества есть у российских социологов медицины в сравнении с западной школой?
Н.П.: Сложностей много и у нас, и на западе – и они у каждого свои, обусловленные чаще внешними условиями. Преимущества? Сложно сказать… Возможно, тот факт, что в России высокая динамика трансформации социальных процессов. Мне, как социологу, очень интересно жить на пересечении этого сложного, непрестанно меняющегося, где-то шокирующего, но такого родного времени и пространства. Нам всегда есть, чем профессионально заниматься (смеется, – Н.В.).
Н.В.: А для Вас лично какие виды исследований – «любимые»?
Н.П.: Мои любимые? (смеется, – Н.В.). Я все люблю – в первую очередь свою работу! Но, если задуматься… Это, конечно же, качественные исследования – интервью, фокус-группы: во многом потому, что они дают богатый эмпирический материал, и так ярко эмоционально окрашены. Семиотика данных качественных исследований имеет более широкий, многоплановый характер, что мне очень импонирует. А по тематике более всего меня привлекает социология социального сиротства, история становления и развития социологии медицины, исследования по изучению социальных проблем современного российского общества – например, проблемы неблагополучия семьи. Кроме того, наша исследовательская «команда» во главе с Андреем Вениаминовичем в этом году (2017-м, – Н.В.) приняла участие в интересном проекте Лиги здоровья нации, поддержанном грантом Президента Российской Федерации, по изучению восприятия студентами и преподавателями здорового образа жизни. Столько интересных направлений, – хочется все успеть, но времени не хватает.
Н.В.: Вы согласны, что сегодня одной из важнейших составляющих работы исследователя является научная этика?
Н.П.: Соглашусь: сегодня этическая составляющая в исследовательских проектах, в публикациях, в науке в целом актуальны как никогда. Вне всякого сомнения, у ученого, исследователя, должна быть устойчивая, крепкая, внутренняя профессиональная этика. Считаю, что в том информационном пространстве, в котором мы живем, каждого человека нужно учить правильно использовать информацию, и начинать надо на этапе школьного образования. О чем я говорю? В первую очередь, это умение пользоваться ссылочным аппаратом, добросовестное и честное оформление цитирования, грамотное оформление чужих высказываний, идей. Это – азы. Например, использование чужих, заимствованных материалов для некоторых категорий учащихся является привлекательным – зачем думать, если можно взять и использовать? Но для профессионала увидеть такого рода «заимствование» в тексте не составляет труда. Без соблюдения этики цитирования, уважения к авторским идеям, невозможно говорить о внутренней культуре, научной интеллигентности человека.
Если мы говорим о непосредственно исследовательской деятельности, то именно этические составляющие нас ограничивают в плане изучения отдельных проблем социальных групп населения – например, пациентов с онкологическими заболеваниями.
Н.В.: Влияет ли как-то врачебная тайна на вашу работу?
Н.П.: Влияет, например, в рамках формирования выборки и рекрутинга респондентов отдельных исследований в закрытых сообществах или группах пациентов с некоторыми заболеваниями. Несмотря на то, что исследовательский инструментарий чаще всего предполагает анонимное участие, сам факт участия в исследовании может указывать на принадлежность к определенным социальным группам, что влияет на желание респондентов принять участие в работе. Таким образом, в ряде исследований мы можем обращаться к потенциальным респондентам с предложением об участии в исследовании только если они сами открывают свой социальный статус, имеющиеся диагнозы – как, например, в случае с онкобольными, пациентами отделений пластической хирургии или ВИЧ-инфицированными.
Н.В.: А с точки зрения процедуры? Как вы работаете? В клиниках ли? Или как-то по-другому «выходите» на пациента, на врачебное сообщество?
Н.П.: Все зависит от цели и задач исследования, объекта исследования, методологии. Часто работаем непосредственно в клиниках, медицинских организациях, аптеках. Некоторые исследования, например, фокус-группы, можем реализовать на своей базе. Но не будем забывать, что сбор информации «в поле» – это не самый длительный по срокам этап исследования: его предваряет разработка программы и инструментария исследования, организационные мероприятия, а после полевого этапа – наверное, самый трудоемкий этап обработки, систематизации и анализа данных.
Н.В.: В разных источниках, в том числе западных, пишут о том, что социология медицины и медицинская антропология – это пересекающиеся сферы, которые сложно отделить друг от друга. Но при этом считается, что социология медицины ориентируется больше на количественные исследования, а медицинская антропология – на качественные, например, глубинные интервью. Вы согласны с этими утверждениями?
Н.П.: Бесспорно, социология медицины и медицинская антропология имеют множество даже не точек, а граней соприкосновения, пересечения, конвергенции. Не будем забывать, что до недавнего времени медицинскую антропологию чаще рассматривали как раздел социологии медицины. Однако я не стала бы оценивать аутентичность этих дисциплин на основе применяемой исследовательской методологии – сходства и различия лежат, скорее, в содержательном направлении этих наук. В свое время Бронислав Малиновский разработал метод включенного наблюдения, который сегодня является одним из основных в медицинской антропологии; однако и социологи, и социологи медицины применяют эту методологию в своих исследованиях.
Н.В.: А в чем, на Ваш взгляд, отличие социологии медицины от медицинской антропологии?
Н.П.: Безусловно, есть отличия в предметных областях, в методологии исследования, – в первую очередь, в типах общественных структур, которые изучает социология медицины и медицинская антропология. Условно говоря, если пациента изучает клиницист – он ему интересен как человеческое существо, имеющее какое-то заболевание (как биологический организм); если изучает социолог – нам интересен социально-ролевой статус пациента в совокупности с его системой взаимоотношений с социальной средой, его мнение по поводу института медицины, качества медицинских услуг; медицинская антропология будет изучать, в основном, его жизненную историю, как он до этого дожил, что его к этому привело, как он выходит из этой ситуации. Но хочу заметить, что пересечения между научными картинами мира, конструируемыми в русле социологии медицины и медицинской антропологии, будут всегда. Вообще, в настоящее время в науке основным подходом к изучению социальных явлений и процессов является междисциплинарный подход.
Н.В.: Какие перспективы и возможности сотрудничества социологии медицины и медицинской антропологии Вы видите?
Н.П.: Я считаю, что у нас широкое поле для сотрудничества – в первую очередь, исследовательской, издательской, образовательной области. Например, проведение совместных исследовательских проектов по проблемам взаимодействия традиционных медицинских систем и нетрадиционных медицинских практик, особенности взаимодействия в рамках медицинских сообществ в разных культурах, восприятие и отношение к болезни пациентов из разных социальных, культурных, религиозных сообществ – все направления и не перечислить! Также одним из направлений вижу организацию совместных научно-практических мероприятий, конференций – такой обмен опытом будет способствовать научному обогащению и социологии медицины, и медицинской антропологии.
Хочу отметить, я принимала участие в 2017 году в V международном научно-практическим симпозиуме «Медицинская антропология в нестабильном глобализирующемся мире», организованном совместно ИЭА РАН (центром медицинской антропологии), Первым МГМУ им. И.М. Сеченова, Ассоциацией медицинских антропологов (президент АМА – Валентина Ивановна Харитонова, которая была и председателем оргкомитета симпозиума). На этой научной площадке встретились специалисты из разных стран и различных регионов России; они представили результаты исследований широкого спектра проблем – и все это в формате живой, непосредственной научной дискуссии!
Н.В.: А есть у Вас какая-то мечта? Или, может быть, сказочная история, невероятный случай? Этого, например, никогда не могло произойти, а в Вашей профессиональной сфере случилась?
Н.П.: Случаев невероятных не припомню, а помечтать могу. Главная мечта – это, конечно, мир во всем мире. Далее – чтобы все люди были здоровы. А применительно к моей профессии – общая мечта для социологов – чтобы респонденты всегда охотно, честно и обстоятельно отвечали на все вопросы и сами выстраивались в очередь с желанием принять участие в опросе (смеется, – Н.В.). Конечно, это фантастика…
Вы знаете, мечты должны быть обязательно, у каждого человека! Но вот какая штука: наши мечты всегда «на вырост», на отдаленное профессиональное и личное будущее – но, преимущественно, все мы концентрируемся на том, что делаем сейчас, в настоящий момент. Это затягивает, смазывает нашу картину будущего, укорачивает перспективу целеполагания. Это в полной мере относится и ко мне – у меня «здесь и сейчас» очень много обязанностей: семья, дом, работа – как у большинства. Я, честно сказать, завидую мужчинам – им в этом плане легче: мужчина меньше зациклен на бытовых проблемах. А для того, чтобы творить, надо иметь свободные руки. Зато дети позволяют совершенно по-новому переосмыслить социальные явления, проблемы, процессы.
Хочу привести зарисовку из своей жизни. Когда мой старший сын был маленьким, около трех – трех с половиной лет, я ему с таким энтузиазмом рассказывала в какое непростое, но интересное время мне повезло жить, и что я родилась в ХХ веке, а живу XIX веке. Он меня внимательно и, что удивительно, молча выслушал. Буквально через два дня мне нужно было уехать, я пригласила няню. Надо сказать, к няне я обращалась эпизодически, и знакомы мы были не очень близко – на уровне трудовых отношений. Я все рассказала, показала и собралась выходить – и тут краем уха слышу, как они беседуют с сыном: куда мама уходит, кем мама работает, что с работы принесет вкусного (самый главный вопрос для ребенка). И вот звучит вопрос: «Малыш, а сколько же лет твоей маме?» На что мой ребенок, абсолютно не сомневаясь, отвечает: «Я точно не знаю, но она у меня второй век живет» (смеется, – Н.В.).
Так что я живу уже второй век и мечтаю о том, чтобы и в дальнейшем жить долго, здоровым и счастливым человеком, вырастить хороших и здоровых детей, женить их и погрузиться в науку «с головой» (смеется, – Н.В.). Вот такие у меня мечты, очень приземленные.
Примечания:
1 Речь идет о заседании Исследовательского комитета РОС «Социология медицины», которое состоялось 11 сентября 2017 года на базе кафедры социологии медицины, экономики здравоохранения и медицинского страхования Сеченовского Университета
Библиография:
Sigerist H.E. Studien und Texte zur fruhmittelalterlichen Rezeptliteratur. – Leipzig: Berth, 1923. – 220 s.