© 2023 Егор Андреевич КРЫКОВ
МАиБ 2023 – № 2(26)
DOI: https://doi.org/10.33876/2224-9680/2023-2-26/09
Ссылка при цитировании:
Крыков Е.А. (2023) Иррациональное в среде работников медицинского профиля: случай ФГБУ НМИЦ эндокринологии, Медицинская антропология и биоэтика, 2(26).
Крыков Егор Андреевич –
.
стажер-исследователь
Центра физической антропологии
Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН
(Москва)
.
E-mail: theeternalglow@mail.ru
.
https://orcid.org/0000-0001-8104-8353
Ключевые слова: ЭНЦ, иррациональное, форма контроля, искажение реальности, экстремальная среда, лиминальность, концепция кенопсии, аффективная атмосфера
Аннотация. В статье анализируется иррациональное работников медицинского профиля, влияние подобных представлений на повседневную рабочую рутину и взаимодействие с пациентами. В ходе нескольких бесед с сотрудниками ЭНЦ «ФГБУ НМИЦ Эндокринологии» удалось выявить некоторые наиболее характерные для работников данного учреждения приметы и запреты, которые формируют сосуществующий с представлениями о нормальномпорядок бытования необъяснимого в искаженной реальности того фона восприятия, который позволяет осуществлять неочевидную форму контроля над ситуацией в условиях экстремальной среды больничного учреждения, включающей риски смерти, страха неопределенности и беспокойства о стабильности рабочих отношений. Отдельное внимание уделяется психологическому фактору «лиминальности» пространства коридоров медцентра и ощущения ситуативного не-места как возможного овеществленного аспекта аффективной атмосферы медицинского пространства, потенциальным объяснительным понятием которого может стать концепция кенопсии.
Введение
– Если вы верите в колдовство, зачем же принимали лекарства?
Она взглянула на него. И он запомнил эту легкую сочувственную улыбку. Это была улыбка старшего, объясняющего что-то ребенку (и в самом деле, врачу было всего двадцать девять).
– Cheri, – сказала она, – eske-w pa ka konprann bagay ki pa senp?
…в свободном переводе, она сказала Фармеру: «Милый, ты что, не способен понимать сложное?» И тут, конечно, до него дошло, что он знает множество американцев (да он и сам такой), чьи убеждения на первый взгляд противоречивы: например, они верят одновременно и в медицину, и в силу молитвы. Фармер почувствовал, что словно бы завис в воздухе перед своей пациенткой, «поднятый за шиворот ее сочувствием и ее удивлением».
Трейси Киддер, «За горами-горы»
В эпиграф статьи вынесен отрывок из 4 главы книги журналиста Трейси Киддера «За горами – горы» о жизни и работе доктора Пола Фармера в Центральном Гаити (Киддер 2015). Данный эпизод наглядно демонстрирует и читателю, и начинающему профильному исследователю, что этому вне всяких сомнений видному специалисту конвенциональной медицины неожиданно открылась простая, но очень важная истина – наши профессиональные качества и профессиональная принадлежность как таковая не формируют наше миропонимание полностью, в законченной форме. Это лишь часть смысловой картины, которая формируется из конкретной роли человека в определенной ситуации. В данном случае это роль врача. Стоит выйти за пределы этой роли, и смысловая картина меняется, а вместе с ней смешиваются расходящиеся, противоречивые и даже противостоящие друг другу мнения, суждения, установки, ориентации, действия, которые одновременно существуют, сочетаются и функционируют в сознании и поведении одних и тех же людей (Тощенко 2007).
Тема парадоксальности восприятия становится более опосредованной рамками дисциплины медицинской антропологии, если рассматривать мир больницы и мир врача сквозь призму подхода антропологов Роберта Хана и Этвуда Гейнса, которые предлагали анализировать западную медицину – включая и здравоохранение Российской Федерации – как особую культурную систему, где существует своя внутренняя логика разделения труда и распределение профессиональных – а по сути социальных – ролей с характерным внутренним воспроизводством опять же социальных и культурных смыслов через неформальную социализацию (Hahn, Gaines 1985). При таком подходе можно объяснить, например, почему в медицинской среде складывается свой фольклор, своя область и методология познания, которая одновременно и вступает в противоречие, и спокойно сосуществует с самыми разными индивидуальными взглядами работников, будь то религиозные убеждения или же личные взгляды на те или иные аспекты реальности.
Так мы переходим непосредственно к рассмотрению представлений в среде работников медицины, а точнее той их совокупности, что в рамках данной статьи обозначено как иррациональное, особый фон восприятия в условиях экстремальной среды больничного учреждения. Автор стремится не выявить универсалии подобного фона (см., например: Лобазова 2016), а дать исчерпывающее описание одного кейса – коллектива конкретного больничного комплекса.
Статья основана на беседах с сотрудниками ЭНЦ (Эндокринологический Национальный Центр), официально называемый «ФГБУ НМИЦ Эндокринологии», здание которого располагается на ул. Дмитрия Ульянова в г. Москва. Это современный лечебно-диагностический и научно-исследовательский больничный комплекс эндокринологического профиля. Центр аккумулирует современные достижения отечественных и зарубежных специалистов в области фундаментальной и клинической эндокринологии, проводит экспертный анализ научных достижений и координирует работу региональных профильных центров (zoon.ru). Выбор данного места не случаен – автор настоящего исследования на протяжении долгого времени является в силу различных жизненных обстоятельств периодическим пациентом данного медучреждения, имеется история долгих дружеских отношений с работниками врачебного профиля. Добавим, что имена двух из трех наших информантов, равно как и даты их рождения, изменены по просьбе последних. Беседы состоялись в сентябре 2023 г.
Беседа первая:
операционная и палата
С первым указываемым здесь информантом знакомство составляет почти 6 лет, это опытный медработник, прошедший армию, а именно курс военно-полевой медицины. В настоящий момент он «осел» в гражданском секторе, где чувствует себя более востребованным. Вторая наша собеседница – медсестра, работает в том же отделении, что и бывший врач-полевик.
На момент нашей беседы они готовились к долгой смене на ночном дежурстве. Этот факт стал отправной точкой его повествования о наиболее часто проявляемых в обыденном отношении, как они выразились, «суеверий».
Между прочим, Бог врачей не просто так дал! Врачей от Бога, врачей дай Бог, ну и врачей не дай Бог тоже. <…> В порядке вещей у нас не желать друг другу хороших смен, ночей. Потому как очень яркая примета, что желать доброго и хорошего – к беде. Ну то есть, что лучше не пожелать ничего, так ничего и не произойдет тогда, в том числе плохого. Скажем, если пожелать друг другу спокойной ночи… ясное дело, что спокойной она вообще не будет. <…> Вот, расскажу: недавно с дежурным поздно вечером расходились. Никто спокойной ночи не пожелал, мы просто поблагодарили друг друга за хорошую работу, ну и увидимся утром, все дела. Надо поставить точку. (ПМА-1)
На слове «точка» было сделано смысловое ударение. Отметим, что таким способом прощания врачи данного учреждения гарантируют друг другу, что до завтрашнего дня никто никого беспокоить не будет. Фраза «увидимся утром» и сама привычка врачей говорить именно так становится методом осмысления взаимодействия в контексте ритуала прощания. Это конструируемый в ходе речевой коммуникации в рамках обыденного сознания договор на право следующего дня, утверждение-как-соглашение (Гарфинкель, 2007), где в промежутке от сказанного до исполненного ничего плохого не произойдет. То есть данное проговаривание через особые грамматические конструкции (модальность, интенции) указывает на многогранность ситуативной объектности самого высказывания (Трофимова, 2006) — это указание и на ситуацию, в которую включены участники межличностной интеракции, и на связь с другими объектами в рамках данной ситуации (не проговариваемые, но потенциально затрагиваемые сущности интеракции – пациенты и начальство, например), и на то функциональное место в пространстве и времени, которое ситуация занимает. Это правило соблюдается хоть и негласно, но неукоснительно – позже нам неоднократно напоминали, что у новичков очень быстро «отбивают желание» желать коллегам не только хороших смен и спокойной ночи, но и любого другого «доброго» времени суток. Отметим, что такая форма договоренности у врачей ЭНЦ пролонгирована на большие временные отрезки:
Никогда наперед не планируем, даже если знаем, как все будет с расписанием. У нас самые напряженные дни – это первые числа сентября и первые числа марта. Мы очень следим за тем, сколько к нам в это время ложится пациентов. Есть такое мнение, хотя я сама пока в этом не убедилась, что если в сентябре ложится мало, то все, капец – на новогодние каникулы ты не попадаешь, потому что как назло будут срочные вызовы. А если в марте мало пациентов, то начальник точно попросит в летние выходить на дежурства, может даже отпуск не подпишет в летние… Потом август, большинство все-таки отдыхает, а потом вот снова нервы, повезет или не повезет. Кстати, сейчас у нас приемка почти полная, это хорошо [записано в сентябре 2023. – Е.К.]. Если на новогодние поеду в Питер, считай (смеется) работает! (ПМА-2)
Желать хороших операций у врачей тоже не принято. Тут действует та же логика, что была озвучена ранее:
Просто говорим, что мы вас ждем обратно. Скажи, что все будет хорошо, и… вот клянусь, сначала пациент начнет беспокоиться, а потом наверняка и помрет на столе. (ПМА-1)
Другой важный пласт повествования – взаимоотношение с пациентами и медицинским оборудованием в ходе выполнения стандартных врачебных процедур. Хотя разговор с информантами далее описывает преимущественно ситуации, касающиеся отношений медработников с пациентами, важно было вычленить контекст применимости, поскольку вспоминались самые разные случаи, по поводу которых в речи собеседников сразу находилась объясняющая врачебная примета. И одной из таких ситуаций был относительно недавний скандал, который учинил один из беспокойных пациентов хирургического отделения ЭНЦ. Мужчина средних лет кричал на медработников, которые вывели его из палаты на каталке вперед ногами. Заведующий отделением, которого пациент требовал вызвать к себе, встал на его сторону и спокойно попросил сопровождающих медработников впредь не повторять такие действия. Мужчину такой исход удовлетворил:
Наверное, на самом деле вообще все равно, какой там стороной вывозить пациента из палаты и обратно. Лево, право, боком, передом, там, задом, вверх ногами, вертикально, как угодно можно пациента возить, у нас нет строгого правила по этому поводу. А вот некоторые клиники зарубежные, те все твердят, что вот надо возить пациента ногами вперед, чтобы он, как бы, головой и лицом контролировал, что перед ним, чтобы там не зацепиться… пациенты на каталке обычно очень неуклюжи, руки, естественно, раскидывают, локти торчат, они ими бьются. Но по понятным причинам не принято ногами вперед выезжать. (ПМА-1)
Не принято так, потому что это в подавляющем большинстве случаев будет ассоциироваться с выносом покойника (Колкова 2009; Забылин 2014). В стенах медицинского учреждения такие ассоциации напрашиваются сами собой, а стресс от пребывания в больнице усиливает реакцию от неправильных действий врачей. Пациент ощущает большее спокойствие не тогда, когда видит коридор (по которому его везут в операционную), а когда эта поездка на каталке не вынуждает встревоженного пациента видеть лишние тревожные знаки и потаенные смыслы своего положения (Архипова1, Зислин 2019).
Пытаешься иной раз вывести из палаты, например, вперед ногами, или просто по коридору вперед ногами его везешь, и начинается, особенно у женщин. И очень часто, кстати. Н естественно, связано с покойниками, что покойников ногами вперед выносят. Однако в лифт завозим всегда вперед ногами, это правило уже официальное. Да и пациенты никогда не против. Может, знают, может, за помещение не считают. (ПМА-1)
То, что информанты вспомнили потом, заинтересовало автора работы не меньше. Следующее сообщение раскрывает вторую заявленную грань обсуждения, а именно взаимоотношение врача и медицинского оборудования. В нашем случае для врачей ЭНЦ так называемой «больной темой» оказывается ношение обязательного элемента медицинской рабочей экипировки – резиновых перчаток. Для того, чтобы сопоставить перчатки как вещественный элемент биомедицины и как элемент смыслового поля в представлении врача, нужно акцентировать внимание на перчатках как вещи и на профессиональном подходе.
С точки зрения регламентированного пользования, выбор перчаток в клинической практике, как у врачей, так и у медсестер, имеет ключевое значение при работе с пациентами. Выбор элемента врачебного облачения подразумевает учет нескольких факторов. Например, способность хорошо прилегать к руке, чтобы обеспечить комфорт и предотвратить проникновение вредных веществ или микроорганизмов, тем самым снизив риск проникновения и повреждения кожи при работе с колюще-режущими инструментами (Юрченко 2013). При этом качественные медицинские перчатки становятся гарантом тактильной чувствительности для точного выполнения процедуры. При выборе перчаток также следует учитывать содержание антигенных белков, особенно для пациентов с аллергическими реакциями (Марченко 2010). И это только одно из специфических требований, уникальных для каждой клинической ситуации, где важно консультироваться с профессионалами в области медицинского оборудования.
Примета есть такая: если во время перерыва или когда нет пациента снять перчатки, а ты их через минут 15 точно снимешь, потому что просто так в них ходить бесит, вот, и если есть мысли о пациенте, например, тяжелый случай, то все – точно наденешь их через пару минут, позовут в палату или в операционку опять. (ПМА-2)
Это, знаешь, все равно как закурить и ждать автобус на остановке – он как назло придет, когда и половины не скурил. (ПМА-1)
Правильный выбор перчаток (как и перчатки сами по себе) – это в рамках биомедицинской оптики компромисс между комфортом, защитой и функциональностью. Но такой компромисс между строгой необходимостью и удобством ношения достигнуть бывает зачастую сложно. Да еще и оказывается, что подозрительно часто возникают обстоятельства, при которых перчатки должны быть надеты, а они только недавно были сняты. И такая ситуация, описываемая выше, демонстрирует нам иную «грань восприятия» обыденного для медучреждения предмета.
Ночные дежурства в сознании врача вообще становятся временем повышенной опасности, когда о потенциально неблагоприятных условиях предупреждает любая мелочь. Скажем, у разных медицинских рабочих коллективов, согласно их собственным представлениям, есть свои наборы имен и фамилий сотрудников, которые в случае постановки обладателя таковых на дежурство будут «сулить несчастье». Наш информант пояснил, что в их рабочем коллективе это буквы Д и Г – и если условный врач Дмитрий выйдет на ночное дежурство, то смена не будет легкой, а если он еще и Дмитрий Глебович, то потенциальная опасность стремительно множится. Вполне возможно, что в данной ситуации речь идет об очень частном случае куда более распространенного представления, но в контексте коллектива ЭНЦ вариант звучит именно так.
Важно, согласно первому информанту, всегда проверять пациента в палате. Это стандартная рабочая практика, однако собеседник сделал акцент именно на аспекте закономерности, «приписываемой логической связи» – если проверять больного слишком часто, то он будет долго лежать в палате и не выписываться, нужно проверять его именно тогда, когда «чуйка» подсказывает сделать это. И не идти на поводу у этой «чуйки» – к большой беде:
У нас так одного пациента не доследили, не посмотрели, что он спит, что с ним все нормально, за ним нужно было ночь следить на утро, ну вот. Миша [коллега по отделению]вдруг как встанет, его передернет, говорит, что-то мне Орлова надо бы проведать… но там в ординаторской что-то надо было еще сделать, он и не пошел. А на утро он был уже остывшим, вот так. (ПМА-1)
Мысленно впишем такую логику в контекст другой ситуации, когда произошла гипотетическая беда. Допустим, наихудшее происходит. Врач в таком случае знает, что если случается что-то плохое, то у него «оно случается дважды». И тут интересна статистическая связь со смертностью пациентов хирургических отделений – в ЭНЦ, со слов главврача (и переданных нам со слов медсестры), «хотя бы раз в полгода происходит смерть на операционном столе» (ПМА-2), что якобы является стандартным показателем для отделения со средне-повышенной нагрузкой, особенно в пост-COViDный период. Тут отметим, что такая информация для конкретного медицинского учреждения, как набор статистических параметров в открытом доступе, не будет опубликована без особого востребования соответствующих органов. То же руководство и научный штат ЭНЦ дают в прессу прогнозы куда более общего характера (ria.ru). Но важно то, что смерть чаще настигает не в момент операции, а в период ранней реабилитации – до постановки на амбулаторный учет, поэтому и случаев смерти будет, исходя из статистики, больше. И примета о том, что «плохое случается дважды», может проистекать из статистической закономерности.
Выражаясь точнее, проистекать из искаженного осмысления такой закономерности. Человек, находящийся в экстремальной профессиональной ситуации, сопряженной с рисками для жизни пациента, часто становится заложником когнитивного искажения, где повторение недавнего случая (в ситуации со смертью пациента еще и эмоционально насыщенного) будет восприниматься как неслучайное или подозрительно часто повторяющееся. В психологии этот эффект описал Арнольд Цвики, предложив вместо бытовавшего на тот момент в СМИ названия «Феномен Баадера – Майнхоф» (news@pioneerpress.com) свое определение «иллюзии частотности» (Zwicky 2005). На российских врачебных форумах закрепилась еще одна вариация – закон «парных случаев» (petrovka-38.com). Дополним, что это более-менее устоявшееся словосочетание иногда используется в названиях медицинских статей применительно к редким операционным случаям, где сложно обрисовать картину патогенеза и диагностики (см., например: Шидаков, Калниязов, Урусова 2021).
В таком ключе вышеуказанное рассуждение логично и потому, что врачи, как утверждает наш информант, почти однозначно приписывают себе на счет даже те смерти, которые настигают пациентов даже спустя много времени с момента выписки из больницы (в течение полугода-года врачи периодически справляются о состоянии своего пациента). Поэтому двойственность, самоповторение беды у врачей сильно растянуто во времени. Хотя в краткосрочной перспективе это тоже работает: уроненный скальпель или зажим «точно» потянет за собой понижение давления при анестезии, и здесь рамки повторения расширяются – с одного и того же действия на события, друг с другом напрямую не связанные.
Если до недавнего времени мы затронули роль букв во врачебном иррациональном, то справедливо было бы учесть и нумерологическую составляющую. В любом медицинском учреждении рано или поздно появляются свои пронумерованные помещения с особой, как выразился первый информант, «точкой интереса». К наиболее очевидным он отнес палаты. В хирургическом отделении он выявил собственную закономерность: тяжелых пациентов ни он, ни его коллеги никогда не кладут и не обслуживают в палатах с номером, кратным 4, что можно интерпретировать как ситуативное проявление тетрафобии (Havil 2009). На протяжении долгих лет в этих палатах умирали старики, поэтому врачи не хотят лишний раз рисковать:
А есть у нас, прям как на Зоне, петушиные палаты. Они на 5-ку заканчиваются. 725, 415, ещё 645 – вот я как не приду туда, обязательно «сладенький» лежать будет, я их вычисляю моментально. И если нового определяют в «пятерки», то мы начинаем шутить, что пациенту стопудово, ну, знаешь, лампочку из одного места доставали… или чего покрупнее… а, вот, еще вспомнил – палаты 18, 27 и 36 у нас «черные», то есть туда почему-то кладут среднеазиатов всяких. (ПМА-1)
Если палаты с нехорошей репутацией, «палаты смерти», довольно известны и это представление от учреждения к учреждению повторяется, то субъективная врачебная классификация палат по той или иной принадлежности ее пациентов (особенно в больших больницах), представляет более любопытное явление:
Зато вот мы никогда не злимся, если к нам поступает врач на лечение. Вот не знаю уж, почему пошло мнение, что врач как пациент ужасен. Брехня, у нас врач как пациент всегда к удаче и спокойствию – самые адекватные пациенты. Потому что есть поверье у нас такое, что если к нам ложится врач, а потом еще один медик, а такое иногда бывает, то второй – обязательно кум главврачу будет и можно рассчитывать на премию. Как-то так. (ПМА-2)
Беседа вторая:
пространство регистратуры и «зловещий» коридор
Следующая беседа проводилась с работницей медицинской регистратуры 2-го корпуса ЭНЦ. Информант определяла себя как человека исключительной осторожности, склонная подмечать что-то «такое, чего не видят, не чувствуют и не понимают другие» (ПМА-3). На основании полученной ранее информации, при встрече с ней мы говорили о загадочном и мистическом во врачебных рутинных днях в пространстве холла больничной «приемки».
Первое, что было отмечено информантом, это атмосфера дискомфорта, которая исходит от рабочего места. Оно наделяется сотрудницей признаками жуткого, не-людского места. Далее мы рассмотрим пространственный аспект врачебного иррационального:
Не люблю, когда в приемном отделении мало людей. Такой вот вайб страха сразу нагоняет. И как бы коридор у нас там есть длинный такой, местами темный, с ним тоже вечно проблемы, я на него каждый вечер смотрю со стойки своей. И мы вообще стараемся подолгу в коридоры не смотреть, понимаешь? Говорят, если долго всматриваться, то можно услышать, как умершие зовут. Поэтому я не смотрю часто. (ПМА-3)
Под «вайбом» здесь подразумевается неуловимое чувство, которое задается самим пространством безлюдного помещения. Рассмотреть подобное явление уместно в рамках феноменологической оптики. Так, С.В. Соколовский в своем исследовании аффективных атмосфер отмечал, что атмосфера (в феноменологическом смысле) медицинских учреждений, равно как и любая другая атмосфера, зачастую невидима, ускользает от четких описаний и безлична, но воспринимается через зрительные, акустические и обонятельные каналы и характеризуется как «болезненная», «скучная», «неприятная» или «мрачная» (Соколовский 2022).
Недружелюбное пространство и та атмосфера, которая на субъективном уровне как бы «задает» свои правила восприятия, проявляется и в вещественном плане – случайные объекты и материализуемые звуки наделяются характеристиками «опасного»:
Под конец смены мы с девочками стараемся в регистратуре особо не шуметь. Потому что есть у нас такой слух, что если под вечер начать шуметь, то всю ночь стены больницы будут гудеть, и на ночном дежурстве ребятам будет плохо. А периодически, перед самым закрытием, бывает звук, будто кто-то вызывает, такой «пик-пик», что-то, знаешь, издали, звук может появиться, и если какое-то время сидишь на посту и вслушиваешься в этот звук, то дело плохо, понимаешь? Появляется ощущение, будто звук какой-то глухой становится. Поэтому если «пик-пик» слышишь, обязательно уйди полы помыть, или по телефону позвони в другой корпус что-нибудь проверить. Короче, что угодно делай, но «пик-пик» не слушай – иначе всю ночь будут страхи мерещиться. (ПМА-3)
Идет ли речь о каком-то конкретном звуке или же о какофонии разнородных звуковых сигналов, информант не уточнила.
Большая часть воспоминаний информанта касалась времени окончания смены, когда день подходил вроде к концу, но ночь еще не наступала, то есть ощущалось «пограничное состояние времени». Работница утверждает, что эта пограничность – самый опасный, стрессовый и напряженный фактор в любой работе медицинского сотрудника.
Вообще в палатах, а особенно в реанимации, мы стараемся не проявлять каких-то эмоций ярких. Особенно ближе к вечеру. Не принято, как бы, громко разговаривать, проявлять очень ярко хорошие эмоции, потому что ничего хорошего это не сулит, понимаешь? Чаще всего это сулит то, что следующий поступивший человек, который будет в этом боксе, или тот человек, который сейчас в реанимации, он, скорее всего, умрет или резко обострится состояние. (ПМА-3)
Наша собеседница в своих рассказах неоднократно упоминала другое сопредельное к регистратуре пространство – больничный коридор первого этажа. В картине больничного мира эта локация занимает особое место, во многом потому, что оно описано как предмет несоответствия контекста по отношению к эмпирическому опыту информанта. Поясним, что под «контекстом» здесь понимается совокупность ожиданий «нормальности», проецируемых на привычное место, а под эмпирическим опытом понимается воспринимаемое индивидом пространство здесь и сейчас, соотносимое с опытом наблюдений в прошлом. Мы помним при этом, что информант выработал привычку не смотреть в дальние точки коридора:
В общем, сижу я за компом, я ж в регистратуре, я очень часто сижу, я сижу спокойно, сижу и сижу, понимаешь? И тут начинаешь чувствовать какой-то эффект присутствия кого-то рядом, и момент такой еще, там пару лет назад, там пришла одна медсестра, вот, она пару раз увидела какие-то тени, сидящие в процедурке, первую раз она подумала, что ей показалось, что кто-то на холодильнике сидел, следующий раз она зашла, она увидела тень, прям, стоящую и смотрящую в процедурку, вот, и там через буквально неделю после этого вызвали батюшку, он нам освещал помещение всё, а на всяких я доплатила, чтобы весь этаж. Потому что я сама с таким как-то раз сталкивалась, реально испугалась, выбежала чуть не с криками, ручаюсь. А та медсестра, ну она чуши не придумывает. Таня и Лера, они тоже говорили, что что-то подобное они замечали. И все этот проклятый коридор! (ПМА-3)
Позволим предположить, что информант и ее коллеги воспринимают пространство коридора как лиминальное. Лиминальное (пограничное) пространство – это субъективно запечатленная реальность каких-либо помещений, локаций, местности, которые индивид воспринимает как неестественные, подчас жуткие и вызывающие тревогу (Diel, Lewis 2022). Эти пространства описываются как странные, лишенные тех атрибутов, которые им «предписаны». Например, усиление эффекта пустых мест, которым присуща многолюдность (Forbes Health). В этом плане хорошим примером является упомянутый больничный коридор, заполненный врачами и пациентами днем и пустой вечером. Эту жуткость можно объяснить страхом перед эффектом присутствия и страхом перед ограниченным рабочим пространством. Лиминальное пространство ночного больничного коридора можно также рассматривать как частный случай не-места по Марку Оже (Augé 1992), и случай именно конкретный, поскольку своей пустотой обуславливает отсутствие складывания человеческих связей и интеракций, которое имеет место в дневное время (пациенты и врачи коммуницируют, образуют временные или долгие межличностные связи). Такое не-место, которое мы попытались в данной работе слегка переопределить именно как место не-наличия привычных человеку связей и интеракций, работница регистратуры и ее товарищи подсознательно наделяют воображаемыми сущностями, которые бы наделили локацию «чувством места», но происходит обратное: изначальное неприятное на уровне ассоциаций пространство становится обиталищем не менее неприятных «призраков».
Вне академического сообщества и общепризнанных антропологических и социологических объяснений существуют концепции, по-своему объясняющие данный феномен субъективного восприятия. Одна из таких концепций в данный момент разрабатывается в среде интернет-сообществ цифровых художников и андеграунд-фотографов, задающих «эстетические» тренды, одним из которых является и эстетика лиминального пространства, и связанного с ним эмоционального наполнения.
Речь идет о концепции кенопсии, от греческого κενό (kenó), пустота + -οψία (-opsia), наблюдать и видеть. Согласно «Словарю неясных печалей», интернет-проекту поэта, художника и фотографа-любителя Джона Кёнига по разработке понятийного и визуального аппарата для описания трудно- или слабоуловимых эмоциональных состояний и созданию неологизмов для эмоций, не имеющих описательного термина (dictionaryofobscuresorrows.com), кенопсия является чувством осознания внезапной пустоты того место, которое кажется привычным при, например, выходе на улицу. Кенопсия может возникать во время прохода по школьному коридору вечером или по почти не освещенному офису в выходные дни.
Автор интернет-проекта полагает, что в местах, вызывающих кенопсию, обычно кипит жизнь, но не в момент наблюдения, что может быть сопряжено с чувством «стороннего наблюдения»:
Если вы проводите в каком-то месте достаточно времени, оно наполняется определенным смыслом, а особые воспоминания проникают глубоко в каждый уголок комнаты. Трудно представить, что это могло означать что-то еще. (ссылка)
Заметим, что кенопсия в гораздо меньшей степени, чем лиминальность (в том значении, которое представлено в данной работе), теоретически проработана в научных текстах. Тем не менее мы посчитали необходимым представить данное понятие как удачно соотносящееся в своем описании с тем, что мы зафиксировали в разговоре с информантом.
Заключение
Если посмотреть на привычную нам современную медицину с точки зрения антрополога, то мы погружаемся в мир, в котором медицинские работники, как и люди во многих других профессиях, становятся прежде всего носителями тех или иных представлений о том, как функционирует их рабочая среда, их «комфортная зона». В этих представлениях «рациональное» спокойно переплетается с магическим, познаваемое с непостижимым, богатый опыт проведенных операций соседствует с надеждой на помощь Бога при работе с каждым новым пациентом, а обыденное рабочее пространство может наполняться «призраками» искаженной реальности.
Осмыслив то, как иррациональное и не подкрепленные здравыми основаниями опасения врачей бытуют в работе и профессиональной повседневности, мы полагаем, что подобные представления в условиях жесткой конкурентной и/или экстремальной рабочей среды могут выступать как одна из неочевидных форм контроля, мотивация к которому является важной в человеческой деятельности, причем логическая связь объясненных для себя событий служит для члена профессионального коллектива больше имитацией контроля при осознании того, что фактический контроль ограничен или отсутствует (Case 2004). Такой «иллюзорный контроль» предполагает использование стратегий, основанных на запретах, предписаниях и приметах, а поскольку попытки добиться контроля над «неконтролируемым» характерны для людей, склонных к высокой степени контроля (а компетентные врачи, как кажется, и психологически как раз люди с такими наклонностями), то и стратегии, связанные иррациональными представлениями и практиками, напрямую связаны с их стрессом, поскольку медицинская сфера часто связана с большим количеством неизвестных и непредсказуемых факторов, где исход не всегда очевиден. Важная особенность применения этих стратегий в том, что люди не всегда до конца верят в их эффективность, поскольку основная цель – не ощутимый результат, а создание комфортной иллюзии контроля.
Закончим анекдотичной историей: у некоторых врачей есть правило — никогда не говорить точной даты своих выходных дней без смен.
Буквально в момент написания статьи автору написал первый информант, с неудовольствием объявив, что на 23 число ему поставили дежурство. До этого мы договаривались с ним встретиться, но только в пределах 20-ых чисел (точной даты информант не сообщал). Стоило уговорить его назвать конкретный день, и, как выразился информант, «все накрылось палатой морга».
Примечание
1 Архипова А.С. внесена Министерством юстиции РФ в реестр иноагентов.
Список информантов
ПМА-1 (2023) Записано от Карпенко А. Д., 1997 г.р., г. Москва
ПМА-2 (2023) Записано от Медведевой И.В., 1995 г.р., г. Москва
ПМА-3 (2023) Записано от Яковлевой А.А., 1997 г.р., г. Москва
Источники
Адрес ФГБУ НМИЦ эндокринологии Минздрава России на метро Академическая и описание деятельности заведения(https://zoon.ru/msk/medical/fgbu_nmits_endokrinologii_minzdrava_rossii_na_metro_akademicheskaya-9988/) (12.11.2023)
Андрей Бессребренников. Закон Парных Случаев (2014), Номер 32 (https://petrovka-38.com/arkhiv/item/zakon-parnykh-sluchaev) (01.08.2023)
Глава НМИЦ эндокринологии предсказала рост смертности от ожирения (https://ria.ru/20230302/ozhirenie-1855364230.html) (03.03.2023)
Neumann, Kimberly Dawn Liminal Space: What is it And How Does it Affect Your Mental Health?Forbes Health (2023) (https://www.forbes.com/health/mind/what-is-liminal-space/) (04.10.2023)
The Baader-Meinhof Phenomenon? Or: The Joy Of Juxtaposition? By PiONEER PRESS (2007) (https://web.archive.org/web/20180718174448/https://www.twincities.com/2007/02/23/the-baader-meinhof-phenomenon-or-the-joy-of-juxtaposition-responsorial-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23-23/) (09.10.2023)
Библиография
Архипова А.С., Зислин И.М. (2019) От страха к болезни и обратно: гиперсемиотизация и апофения, Status Praesens Психиатрии. Междисциплинарный Консилиум, Альта–Астра, СПб, 2019, с. 3–5.
Гарфинкель Г. (2007) Исследования по этнометодологии, СПб.: Питер, 335 с.
Забылин М. (2014) Русский народ: его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия, Институт русской цивилизации, Москва, 689 с.
Киддер Т. (2015) За горами – горы: история врача, который лечит весь мир, пер. с англ. Е. Владимирской, Н. Сониной, Москва: АСТ–CORPUS, 444 с.
Колкова Н.А. (2009) Русская погребальная паремиология и фразеология в лингвокогнитивном аспекте: смерть как сценарий ухода, Мир русского слова, №3, с. 59–63.
Лобазова О. Ф. (2016) Роль суеверий как сегмента массового сознания современного российского общества, Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: вопросы теории и практики, Тамбов: Грамота, № 2, с. 91–96.
Марченко A.M. (2010) Медицинские перчатки и профилактика латексной аллергии, Медицинская Сестра, № 2, Москва.
Соколовский С.В. (2022) «Надо бы к врачу, но как подумаешь – тоска сплошная…»: об аффективных атмосферах как предмете исследований медицинской антропологии, Медицинская антропология и биоэтика, 2(24).
Тощенко Ж.Т. (2007) Парадоксальный человек: феномен общественного сознания и социальной практики, Вестник РГГУ. Серия «Философия. Социология. Искусствоведение», Москва, 2007, с. 156–166.
Трофимова Н.А. (2008) Интенциальный смысл высказывания и его операторы, Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина, СПб, с. 19–36.
Шидаков И.Х., Калниязов Б.М., Урусова М.Н. (2021) Идиопатический инфаркт сальника у детей – закон «парных случаев»: клинические наблюдения, Российский вестник детской хирургии, анестезиологии и реаниматологии, Т. 11, № 3, с. 403–408.
Юрченко С.А. (2013) Перчатки в системе профилактики гемоконтактных инфекций, Медицинская Сестра, № 8, Москва, с. 31–34.
Arnold Zwicky (2005) Just Between Dr. Language and I, Language Log.
Augé, Marc (1992) Non-places: introduction to an anthropology of supermodernity, Le Seuil, Verso, 122 p.
Case T., J. Fitness, D. R. Cairns, R. J. Stevenson (2004) Coping With Uncertainty: Superstitious Strategies and Secondary Control, Journal of Applied Social Psychology, vol. 34, №4, pp. 848–871.
Diel A. Lewis M. (2022) Structural deviations drive an uncanny valley of physical places, Journal of Environmental Psychology, Volume 82(4), pp. 1–17.
Hahn R.A., Gaines A.D. (eds.) (1985) Physicians of Western Medicine: Anthropological Approaches to Theory and Practice, Dordrecht: Kluwer, 364 p.
Havil J. (2007) Nonplussed: Mathematical Proof of implausible ideas, Princeton University Press, 153 p.
The Dictionary of Obscure Sorrows: kenopsia (2012) (https://www.dictionaryofobscuresorrows.com/) (03.01.2024).
References:
Arhipova A.S.1, Zislin I.M. (2019) Ot straha k bolezni i obratno: gipersemiotizaciya i apofeniya [From fear to illness and back: hypersemiotization and apophenia], Status Praesens Psihiatrii. Mezhdisciplinarnyj Konsilium, Al’ta–Astra, SPb, 2019, p. 3–5.
Garfinkel H. (2007) Issledovaniya po etnometodologii [Studies in ethnomethodology], SPb.: Piter, 335 p.
Zabylin M. (2014) Russkij narod: ego obychai, obryady, predaniya, sueveriya i poeziya [Russian people: their customs, rituals, legends, superstitions and poetry], Institut russkoj civilizacii, Moskva, 689 p.
Kidder T. (2015) Za gorami – gory: istoriya vracha, kotoryj lechit ves’ mir [Mountains Beyond Mountains: The Quest of Dr. Paul Farmer, A Man Who Would Cure the World], per. s angl. E. Vladimirskoj, N. Soninoj, Moskva: AST — CORPUS, 444 p.
Kolkova N.A. (2009) Russkaya pogrebal’naya paremiologiya i frazeologiya v lingvokognitivnom aspekte: smert’ kak scenarij ukhoda [Russian funeral paremiology and phraseology in the linguo-cognitive aspect: death as a scenario of departure], Mir russkogo slova, №3, pp. 59–63.
Lobazova O. F. (2016) Rol’ sueverij kak segmenta massovogo soznaniya sovremennogo rossijskogo obshchestva [The role of superstitions as a segment of mass consciousness of modern Russian society], Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul’turologiya i iskusstvovedenie: voprosy teorii i praktiki, Tambov: Gramota, № 2, pp. 91–96.
Marchenko A.M. (2010) Medicinskie perchatki i profilaktika lateksnoj allergii [Medical gloves and latex allergy prevention], Medicinskaya Sestra, № 2, Moskva.
Sokolovskiy S.V. (2022) «Nado by k vrachu, no kak podumaesh’ – toska sploshnaya…»: ob affektivnykh atmosferakh kak predmete issledovanij medicinskoj antropologii [“I should see a doctor, but when I think about it, melancholy takes over…”: about affective atmospheres as a subject of research in medical anthropology], Meditsinskaya antropologiya i bioetika [Medical Anthropology and Bioethics], 2(24).
Shidakov I. H., Kalniyazov B.M., Urusova M.N. (2021) Idiopaticheskij infarkt sal’nika u detej – zakon «parnykh sluchaev»: klinicheskie nablyudeniya [Idiopathic omental infarction in children – the law of “paired cases”: clinical observations], Rossijskij vestnik detskoj khirurgii, anesteziologii i reanimatologii, T. 11, № 3, pp. 403–408.
Toshchenko Zh. T. (2007) Paradoksal’nyj chelovek: fenomen obshchestvennogo soznaniya i social’noj praktiki [Paradoxical man: a phenomenon of social consciousness and social practice], Vestnik RGGU. Seriya «Filosofiya. Sociologiya. Iskusstvovedenie», Moskva, 2007, pp. 156–166.
Trofimova N.A. (2008) Intencial’nyj smysl vyskazyvaniya i ego operatory [Intentional meaning of a statement and its operators], Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A. S. Pushkina, SPb, pp. 19–36.
Yurchenko S.A. (2013) Perchatki v sisteme profilaktiki gemokontaktnykh infekcij, Medicinskaya Sestra, № 8, Moskva, s. 31–34.
Arnold Zwicky (2005) Just Between Dr. Language and I, Language Log.
Augé, Marc (1992) Non-places: introduction to an anthropology of supermodernity, Le Seuil, Verso, p. 122.
Case T., J. Fitness, D. R. Cairns, R. J. Stevenson (2004) Coping With Uncertainty: Superstitious Strategies and Secondary Control, Journal of Applied Social Psychology, vol. 34, №4, pp. 848–871.
Diel A. Lewis M. (2022) Structural deviations drive an uncanny valley of physical places, Journal of Environmental Psychology, Volume 82(4), pp. 1–17.
Hahn R.A., Gaines A.D. (eds.) (1985) Physicians of Western Medicine: Anthropological Approaches to Theory and Practice, Dordrecht: Kluwer, p. 364
Havil J. (2007) Nonplussed: Mathematical Proof of implausible ideas, Princeton University Press, p. 153