К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ФЕНОМЕНА НАРКОТИКА (ФРАГМЕНТ ИНТЕРВЬЮ)*

© 2023 Феликс Гваттари

МАиБ – 1(25) 2023


DOI: https://doi.org/10.33876/2224-9680/2023-1-25/05

Ссылка при цитировании:

Гваттари, Феликс (2023) К определению феномена наркотика (фрагмент интервью). Медицинская антропология и биоэтика, № 1(25).


Феликс Гваттари (1930–1992) –

французский психоаналитик,

писатель,

.

член психоаналитической ассоциации

Ecole Freudienne de Paris

.

(вплоть до роспуска её основателем,

Жаком Лаканом, в 1980 г.)

.

Сотрудник психиатрической больницы

Ла Борд (Кур-Шеверни, Франция).


* Предлагаемый читателям текст представляет собой перевод фрагмента интервью с французским психоаналитиком и писателем, Феликсом Гваттари, размещенного на платформе YouTube в 2014 г.: Félix Guattari La question de la drogue” 1985. YouTube. (https://www.youtube.com/watch?v=uWwrNHpasY4) (21.09.2023).

Установить происхождение этой записи не представляется возможным. Для удобства наших читателей и пользователей электронных библиографических ресурсов, мы позволили себе отказаться от заголовка, под которым была опубликована запись анонимным пользователем YouTube, и предлагаем новый, который, по нашему мнению, более точно отражает содержание текста.


Ключевые слова: зависимости, нехимические зависимости, само-наркотизация, повторение, темпоральность, ритм, психоанализ, Гваттари

Аннотация: Во фрагменте интервью психоаналитик Феликс Гваттари, отвечая на вопрос о зависимостях, предлагает взглянуть на наркотики не с биологической, а с социальной точки зрения и, таким образом, выделяет в качестве фундаментальных элементов наркотической или поведенческой зависимости повторение (ритм) и темпоральность. Гваттари предполагает, что 1) «наркотик» — это способ отрезать себя от определенного типа отношений со временем и от определенного типа отношений с другим; 2) наркотики имеют отношение к определенному способу артикуляции времени, который можно назвать семиотизацией времени. Иными словами, это нечто, имеющее тенденцию к уплотнению, к созданию для себя субъективной территории на основе ритма, на основе отношений с пространством, которое составляет своего рода защиту, развивает частную, замкнутую систему референции.


Феликс Гваттари: Трудно дать четкое определение наркотикам, потому что, по сути, это скорее явление, которое нужно рассматривать с точки зрения определенного типа социальных отношений: отношения общества к индивидам и отношения индивидов к самим себе.

Наверное, мы должны принять достаточно широкое определение – социальное, микросоциальное, – потому что иначе очень трудно определить, что это такое, где начинается «наркотик», где заканчивается «наркотик». Эта дискуссия о тяжелых и легких наркотиках – совершенный абсурд, потому что, конечно, существует, черт знает сколько, различных способов одурманить себя, (само-)наркотизации (фр. se drouger). Есть способ, например, связанный с едой: можно наркотизировать себя, будучи булимиком1, много есть, или, наоборот, можно наркотизировать себя, воздерживаясь от еды, состоянием анорексии2. Например, я всегда считал, что одной из техник вдохновения Франца Кафки был «наркотик», который он сам себе вырабатывал. Он не употреблял наркотических веществ, он держался от них подальше, но он наркотизировал себя через своего рода анорексию и бессонницу, через то, что он не спал. Он вводил себя во второе состояние3… Или еще холодом… [пауза] Есть определенная связь. Например, у некоторых садомазохистов есть определенная привязанность к холоду. Так что, возможно, мы могли бы представить, что найдем общую черту, сказав, что «наркотики» в данном случае – это способ желания завладеть собой, замкнуться в себе, способ отрезать себя от определенного типа отношений со временем, от определенного типа отношений с другим.

Возможно, что мы также приблизимся к пониманию психофизиологических механизмов действия наркотиков. Ведь, как вы знаете, недавние исследования показали, что организм сам выделяет эквивалент известных нам наркотиков – таких как героин, выделяет морфины, которые мы называем эндоморфинами4. Иными словами, болезненные ситуации приводят к секреции интрацеребральных гормонов. Можно представить, что существует определенное количество отдельных психологических ситуаций, в которых мы секретируем свои собственные реакции на тревогу, свои собственные физиологические реакции. Я не могу много рассуждать об этом, поскольку это совсем не моя специальность, и эти исследования появились совсем недавно5.

И важно, мне кажется, не столько попытаться ухватить, предложить определение «наркотика» на этом психофизиологическом уровне, сколько, прежде всего, посмотреть, феномену какого типа он соответствует. Например, мне кажется бесспорным, что определенный тип религиозного ритуала – это своего рода «наркотик». Я не хочу сказать, что формулу Маркса «религия – опиум народа» следует воспринимать буквально, но то, что определенные ритуальные ситуации действительно напоминают наркотические ситуации, – это правда. Например, я помню, как присутствовал на мероприятиях одной секты в Нью-Йорке. Это была совсем не секта в жанре вуду или что-то в этом духе, но секта, в которой люди собирались в класс, где целая группа людей часами повторяла одну и ту же фразу, к тому же фразу на японском. Причем они не понимали смысла фразы, потому что не знали японского языка. Они повторяли ее часами, очень-очень быстро, без остановки. Это нечто, что они говорили, но вы не можете судить, потому что в случае, если вы делаете это, вы увидите лишь результат [суждения]. Конечно, я не рассчитывал на это. Но это дало мне массу поводов для размышлений. Я сказал себе, что в глубине этого, без сомнения, есть определенный результат. И я задавался вопросом, не был ли это какой-то наркотический результат. Можно наркотизировать себя, повторяя ситуацию, можно наркотизировать себя, не вводя химическое вещество, не обязательно. Но с помощью ритуала. В данном случае это был социальный ритуал, но можно представить себе повторяющиеся ритуалы другой природы, например, музыкальной: музыка, чей ритм может иметь наркотическую функцию. Или симптомы, например, невроза навязчивых состояний – человек повторяет и повторяет.

Я считаю, что наркотики имеют отношение к определенному способу артикуляции времени, тому, что я бы назвал семиотизацией времени. Иными словами, это, несомненно, нечто, имеющее тенденцию к уплотнению, к созданию для себя субъективной территории на основе ритма, на основе отношений с пространством, которое составляет своего рода защиту, которая развивает частную, замкнутую систему референции. Именно так, в самых общих чертах, я бы ответил на вопрос о «наркотиках».

Затем нужно посмотреть, как наркотики приняты в обществе, каковы социальные установки, коллективные установки, закон. Общество доминирует в отношении к этому. Есть наркотики, которые не только допускаются, но и даже рекомендуются. Если вспомнить, например, протокол (церемониал), японский ритуал употребления сакэ… На самом деле, если вдуматься, существует социальная обязанность пить сакэ до состояния опьянения в определенных обстоятельствах: с начальником отдела, с хозяином и так далее6. Есть ситуации, когда наркотики социально насаждаются. Телевидение – это своего рода коллективный наркотик. Я убежден, что независимо от содержания сообщения, передаваемого телевидением, феномен нажатия кнопки, передачи образов, установок, пониманий действует точно так же, как наркотик. И я думаю, что однажды мы обнаружим, что это не просто метафора, а что здесь действительно речь идет об эндорфинах7. Вы знаете, были эксперименты…, кажется, в Соединенных Штатах. Я не знаю, проводились ли такие во Франции…, которые заключались в том, что всех жителей района, многоквартирного дома, жилого массива, дόма для рабочего класса просили согласиться перестать смотреть телевизор. И социологи это изучали. Им пришлось очень быстро прекратить эксперимент, потому что это спровоцировало настоящие проявления абстиненции, это спровоцировало расстройства. Настолько, что люди сказали: мы прекращаем эксперимент, мы увидели то, что хотели увидеть, этого достаточно. Что ж, это говорит о том, что некоторые отношения с медиа – это наркотические отношения.

Как вы сказали во вступлении, «наркотик», который не только приемлют, но и рекомендуют, и навязывают. Но есть и другие виды наркотиков, которые абсолютно не принимаются, которые действительно пугают и которые подавляются. Лично я не собираюсь оправдывать тяжелые наркотики, потому что я был достаточно близок к людям, которые от них страдали, чтобы понять, какие трудности они несут. Это ситуации, когда люди находятся в полной изоляции, в западне и в таких случаях явно не требуется еще большего подавления. Это страдание. Я не понимаю, зачем притеснять того, кто болен раком или туберкулезом. Для меня так же абсурдно относиться и к наркоманам, как мы это иногда делаем, – сажать их в тюрьму, помещать их в невыносимые условия ломки. Это так же позорно, как бить человека за то, что он болен раком или туберкулезом.

При этом я не пытаюсь оправдать тяжелые наркотики, потому что считаю их реальной проблемой. Это две крайности. Между этими двумя крайностями есть ситуации, когда то, что мы называем «наркотиками» (и, возможно, мы не должны называть их «наркотиками», как марихуану, иначе у нас должно быть очень широкое определение), может быть гораздо более экономичным для психической гигиены, для индивидуальной психической экономии, чем продолжать страдать от тревоги. Лично я не вижу никакой проблемы в том, что кто-то может просто покурить марихуану, чтобы, например, заснуть. В конце концов, это гораздо более безвредный вид наркотика или лекарства, чем многие нейролептики или лекарства, которые люди принимают для сна или борьбы с тревогой8.

Но все это к тому, что существует огромное многообразие «наркотиков». Для меня наркотики варьируются в широком диапазоне: от героина до жиров, сахара и пищи9. Есть люди, которые наркотизируют себя конфетами, это действительно так. Эффект ужасный. Это поедание сладостей. И еще есть все эти промежуточные социальные «наркотики».

Поэтому, когда мы расширяем определение таким образом, мы, возможно, сталкиваемся с еще более широкой проблемой, которая заключается в том, чтобы выяснить, почему, что означают эти феномены, так называемых, в кавычках, «наркотиков». Это уводит нас далеко в сторону. Не знаю, вписывается ли это в вашу работу. Я просто хотел бы сказать, что иногда мы представляем мир взрослых, нормальный мир, белый мир, мир индустриальных обществ, как нечто, что будет кульминацией, приходом человека в состояние зрелости, достижением осознания, вступлением в отношения с рациональным миром и т.д. Я думаю, что все это совсем наоборот. Я думаю, что науки – это что-то чудесное, и технологии могут привести к очень освобождающим эффектам. Но в целом, все эти технологии, будь то в социальной жизни, химические технологии или технологии коммуникации, приводят к огромной ситуации инфантильного регресса. Люди действительно пойманы, запрограммированы в ситуации от рождения до смерти, которые одурманивают (наркотизируют) их, буквально отрезают их от этой очень любопытной вещи, которая помогает быть на Земле10. Это очень-очень странно. Что значит быть на какой-то планете, которая находится там уже определенное время, и которая, как мы прекрасно знаем, должна закончиться определенным образом, со всем тем, что она представляет собой как капитал опыта и знаний? Какого черта мы здесь делаем?! Что это такое – принять онтогенетическую эстафету великого филума, великой филогенетической линии. Что это за история с половым разделением? Что это за необходимость осваивать вещи? Каково это – быть запущенным, быть выброшенным вот так в космос? Эта самая речь, которую я вам произношу, может привести к тому, что я просто сойду за сумасшедшего. О чем он говорит? Его просят говорить о наркотиках, как психоаналитика или врача, а он говорит, мол, ну, он говорит о космосе, о жизни и смерти. А я думаю, что это именно то, о чем и идет речь. Что мы можем сделать, чтобы не видеть, не вступать в контакт, спрятать голову под одеяло, как мы говорим по-французски, чтобы не видеть реальности, которая нас окружает?

Я думаю, что это самое общее определение наркотиков, которое я мог бы предложить, учитывая, что крайне незначительное, очень творческое использование наркотиков, определенных наркотиков, идет в прямо противоположном направлении. Это действительно наркотики, которые подавляются, это иногда наркотики, например, которые принимает такой поэт, как Анри Мишо11. Напротив, как ни парадоксально, это исключение, которое подтверждает правило, а именно: можно представить себе линию ускользания, можно найти в определенных наркотических ситуациях нечто, что возвращает вас во «вселенную», в κόσμος, в реальность жизни, смерти, отношений с другими людьми, отношений с телом, отношений со временем, и так далее.

Короче, то, что я говорю, может быть, несколько запутанно, но мне кажется, что мы не сможем по-настоящему понять, каково социальное отношение к наркотикам, если не поместим их в рамки этого огромного предприятия по нормализации, повторению и программированию индивидов.

И то, что подавляется как феномен наркотиков, –  это, как ни парадоксально, люди, которые склонны избегать других наркотиков. Другими словами, существует достаточно наркотиков, которые так насаждаются, что уже не нужно искать меньшие наркотики, – те, которые заставляют вас убегать от общих наркотиков (drogue généralisée), которые общество располагает вокруг вас. Вот вкратце мой ответ.

Интервьюер: И, если правительство, например, выделяет легальные наркотики в стране, есть причины, по которым оно это делает. Есть определенные причины, то есть это не совсем невинно, это делается не для того, чтобы действительно защитить людей, а за этим стоят определенные экономические или политические намерения.

Ф.Г.: Экономические, политические, да, возможно, но я вижу больше моральных, метафизических причин. Наркотики, безумие, сексуальные практики… Раз у вас в Греции есть проблема с трансвеститами… Я некоторое время назад ездил в Грецию, и трансвеститы мне объясняли, что даже при социалистическом режиме репрессии продолжаются. Может быть, менее жестокие, чем при предыдущем правительстве, но, в конце концов, все равно репрессии, аресты и т.д. продолжаются.

Все это в нашем обществе, если хотите, похоже на суды над ведьмами. Мы не терпим людей, которые не вписываются в доминирующие профили. Лично я думаю, что дело скорее в этом, чем в чем-то другом, потому что, опять же, когда кто-то вовлечен в коллективные наркотики, например, алкоголь, как вы отметили, это уже часть порога терпимости общества. Знаете, есть и другие явления, которые полностью отодвигаются на задний план и почти стираются. Например, старость или физические инвалидности, иногда этого не хочется видеть. Онкологические больные, как я уже говорил, тоже люди маргинализированные. Это беспокоит, это смущает.

И.: Самоубийцы тоже.

Ф.Г.: Самоубийцы – да. Я думаю, что мы найдем то же самое уравнение, что и в случае с проституцией, которая, как вы понимаете, остается феноменом, который вполне терпим, если он вписывается в доминирующий поток. Но тот, кто не принимает нормированное сексуальное поведение, будь то супружеская сексуальность – в общем, нормальная, привычная, – будь то сексуальное поведение проституции; тот, кто проявляет неопределенное поведение, очень быстро оказывается маргинализированным в своей работе, в своих социальных отношениях. Я думаю, что именно в этом контексте мы должны попытаться осветить эту проблему.

И.: Я хотел бы задать Вам вопрос как психиатру.

Ф.Г.: Я психоаналитик.

И.: Вы используете химические препараты с вашими клиентами, скажем, таблетки или другие препараты?

Ф.Г.: Лично я нет, но я связан с одной клиникой, Clinique de la Borde, которая использует фармакотерапию, использует ее, скажем так, с «устами» (avec les lèvres)12.

[запись обрывается]

Примечания:

1 Нервная булимия – расстройство пищевого поведения, характеризующееся навязчивым перееданием. Булимия обычно либо сопровождается рвотой или употреблением очищающих средств (слабительных и мочегонных), либо нет, но в таком случае наличествуют компенсаторные формы поведения, такие как голодание и чрезмерные физические нагрузки. Кроме того, выделяется также булимическая гиперфагия без поведения, направленного на снижение веса.

2 Нервная анорексия – расстройство пищевого поведения, характеризующееся ограничениям или полным отказом от пищи, сниженным весом, нарушением образа тела, страхом набрать вес и непреодолимым желанием быть худым.

3 Второе состояние (фр. état second) – писательская техника бессознательного письма, особое состояние сознания одновременной концентрации и абстракции.

4,5 Эндорфины – группа полипептидных химических соединений, по способу действия сходных с морфиноподобными соединениями, которые естественным путем вырабатываются в головном мозге и обладают способностью уменьшать боль и влиять на эмоциональное состояние. Впервые опиоидные пептиды в мозге были обнаружены в 1973 г. Название «эндорфин» является сокращением сочетания «эндогенный морфин». Только в дальнейшем исследования позволили провести различие между энкефалинами, эндорфинами и эндогенно вырабатываемым морфином, который не является пептидом. Своеобразное употребление Гваттари здесь терминов «эндорфин» и «эндоморфин» отражает уровень развития науки на момент записи фрагмента интервью (предположительно, первая половина 1980-х).

6 Вероятно, имеется ввиду т.н. «номикай» (яп. 飲み会) — заметная часть рабочей культуры Японии, представляющая собой вечеринки с выпивкой. Номикай считается социальным аспектом работы, и хотя это и не является обязательным, ожидается, что начальство и сотрудники будут принимать в нем участие. (Подробнее см.: Christensen, P. A. 2014).

7 Хотя исследования теории опиодной системы как общего механизма зависимости и социальности ведется еще с 1980-х годов (напр., Sandi, C., Borrell, J., Guaza, C., 1988), до сих пор, несмотря на некоторые корреляции просоциального и зависимого поведения с работой опиодной системы, сорок лет исследований так и не позволили говорить о какой-либо каузации (Machin, A. J., Dunbar, R. I. 2011; Inagaki, T. K., et al. 2016).

8 Недавние исследование показывают, что, действительно, употребление лекарственного каннабиса может уменьшить тревогу и депрессивные симптомы у людей с клинической тревогой и депрессией (Martin, E. L., et al. 2021), а также, что каннабидиол может обладать терапевтическим потенциалом для лечения бессонницы (Babson, K. A., Sottile, J., Morabito, D.2017). Реакция на каннабиноидные препараты зависит от активности эндоканнабиноидной системы пациента, доли фитоканнабиноидов, терпеноидного состава и используемой дозы. Имеются некоторые данные о терапевтическом использовании фитоканнабиноидов при психических заболеваниях. Тетрагидроканнабинол (далее ТГК) и каннабирипзол могут оказывать анксиолитическое (противотревожное) действие. Современные руководства рекомендуют с осторожностью применять ТГК у пациентов с тревожными или аффективными расстройствами. В небольшом числе клинических исследований каннабиноидов, применяемых среди больных раком, ВИЧ, рассеянным склерозом, гепатитом С, болезнью Крона и хронической невропатией, сообщалось об уменьшении симптомов тревоги или депрессии и о седативном и анксиолитическом эффектах. В ряде исследований изучалось влияние возможных генетических факторов на развитие психозов и шизофрении после употребления каннабиса. ТГК может повышать риск развития психозов, особенно у молодых пациентов с незрелой центральной нервной системой (Graczyk, M., Łukowicz, M., Dzierzanowski, T. 2021).

9 Существуют противоречивые суждения о концепции сахарной зависимости. Некоторые исследователи утверждают, что сахар может вызывать у животных поведение, похожее на привыкание, включая пристрастие, тягу и синдром отмены, и что это поведение опосредовано высвобождением опиоидов и дофамина в мозге (DiNicolantonio 2017; Avena 2008). Однако другие опровергают идею зависимости от сахара у человека. Они не находят достаточных доказательств в пользу сахарной зависимости у людей и предполагают, что на аддиктивное поведение, связанное с потреблением сахара, может влиять периодический доступ к очень вкусным продуктам, а не нейрохимические эффекты самого сахара (Westwater 2016; Benton 2010).

10 Не вполне ясно, что имеется в виду. Вероятно, это контекстная отсылка к другой части интервью, которая была утрачена. См. ориг.: «…les coupent littéralement de ce que c’est que cette chose très curieuse, qui aide à être sur Terre»

11 Анри Мишо (1899–1984) – французский поэт и художник.

12 Имеется в виду психоанализ.

 

Иннокентий Мартынов

(перевод с французского, примечания, резюме и ключевые слова)

Библиография / References

Avena, N. M., Rada, P., Hoebel, B. G. (2008) Evidence for sugar addiction: behavioral and neurochemical effects of intermittent, excessive sugar intake, Neuroscience & Biobehavioral Reviews, 32(1), 20–39.

Babson, K. A., Sottile, J., Morabito, D. (2017) Cannabis, cannabinoids, and sleep: a review of the literature, Current psychiatry reports, 19, 1–12.

Benton, D. (2010) The plausibility of sugar addiction and its role in obesity and eating disorders, Clinical nutrition, 29(3), 288–303.

Christensen, P. A. (2014) Japan, alcoholism, and masculinity: Suffering sobriety in Tokyo, Lexington Books.

DiNicolantonio, J. J., O’Keefe, J. H., Wilson, W. L. (2018) Sugar addiction: is it real? A narrative review, British journal of sports medicine, 52(14), 910–913.

Graczyk, M., Łukowicz, M., Dzierzanowski, T. (2021) Prospects for the use of cannabinoids in psychiatric disorders, Frontiers in psychiatry, 12, 620073.

Inagaki, T. K., Ray, L. A., Irwin, M. R., Way, B. M., & Eisenberger, N. I. (2016) Opioids and social bonding: naltrexone reduces feelings of social connection, Social cognitive and affective neuroscience, 11(5), 728–735.

Machin, A. J., Dunbar, R. I. (2011) The brain opioid theory of social attachment: a review of the evidence, Behaviour, 148(9–10), 985–1025; Martin, E. L., Strickland, J. C., Schlienz, N. J., Munson, J., Jackson, H., Bonn-Miller, M. O., & Vandrey, R. (2021) Antidepressant and anxiolytic effects of medicinal cannabis use in an observational trial, Frontiers in psychiatry, 12, 1554.

Sandi, C., Borrell, J., Guaza, C. (1988) Naloxone decreases ethanol consumption within a free choice paradigm in rats, Pharmacology Biochemistry and Behavior, 29(1), 39–43.

Westwater, M. L., Fletcher, P. C., Ziauddeen, H. (2016) Sugar addiction: the state of the science, European journal of nutrition, 55(2), 55–69.