СУИЦИД И ОБЩЕСТВЕННАЯ КУЛЬТУРА В БРЕТАНИ*

© 2023 Ронан ЛЕ КОАДИК

МАиБ – 1(25) 2023


DOI: https://doi.org/10.33876/2224-9680/2023-1-25/04

Ссылка при цитировании:

Ле Коадик, Ронан (2023) Суицид и общественная культура в Бретани, Медицинская антропология и биоэтика, № 1(25).


Ронан Ле Коадик

.

профессор Университета Ренн-2

.

(Ренн: Франция)

.

https://orcid.org/0000-0003-2805-8629

.

Email: ronan.lecoadic@univ-rennes2.fr


Ключевые слова: Бретань, суицид, культура, общественная культура, государство, бретонский язык, меньшинства, религия, алкоголизм

Аннотация: В чем причина того, что на протяжении ХХ в. уровень суицидов в Бретани из самого низкого во Франции стал самым высоким? На этот вопрос невозможно дать однозначный ответ, поскольку сам феномен суицида является сложным. Возможно предположить, однако, что пережитые за это время резкие социокультурные потрясения, разрушившие и изменившие общественную культуру на полуострове, тем самым сделали уязвимым его население и способствовали его саморазрушительному поведению.


Можно ли быть одновременно счастливым и самоубийцей? Это кажется нелогичным. Однако, похоже, такое случается с бретонцами.

Действительно, они считают себя счастливыми. Так, согласно опросу Института Монтеня (2019)1, Бретань по этому показателю (72%) выглядит вполне благополучно. К тому же они утверждают, что в Бретани хорошо жить (75%, или на 9 пунктов выше по сравнению со средним показателем по стране, регион занимает таким образом первое место во Франции); свидетельствуют о том, что в Бретани царят братство и взаимопомощь (42%, +9 по сравнению со средним показателем); говорят о важности индивидуальной и коллективной инициативы для оживления общественной жизни (40%, +7) и о доверии, испытываемом к окружающим (56%, +5). Наконец, описывая свое душевное состояние, они выбирают позитивные эмоции: спокойствие (39%, +6, первый регион по стране) и уверенность (37%, +4).

Однако те же самые бретонцы демонстрируют повышенную склонность к суицидам: по данным Министерства здравоохранения, они находятся на первом месте в стране с показателями 40,2 на 100 000 чел. населения у мужчин, что на 54% превышает средний уровень, и 11,2 на 100 000 чел. населения, или на 46% выше среднего уровня, у женщин (Santé publique 2019: 3).

Подобное сочетание выглядит невероятным. Возможно, статистика самоубийств неточна? Конечно, сравнения следует проводить с осторожностью, поскольку методы подсчета могут отличаться и тем самым влиять на результаты. По данным Национального центра изучения самоубийств, «различия между регионами отчасти связаны с существенной недооценкой числа самоубийств, например, в регионах Иль-де-Франс или Рона-Альпы» (Observatoire 2016: 31). Однако ничто не указывает на то, что данные по Бретани неточны. Возможно ли в таком случае наличие корреляции между уровнем счастья и суицидами? Как ни парадоксально, именно это выявило большое международное исследование в 2011 г. Основываясь на данных общенационального обследования, охватившего миллион американцев, в сравнении с 15-ю другими странами, его авторы выявили, что «в наиболее “счастливых” регионах доля суицидов более высока» (Daly et al. 2011: 436). Они предложили следующее объяснение этому факту: «Люди, недовольные своей жизнью, в окружении счастливых людей могут ощущать себя особенно несчастными, и этот контраст может увеличивать риск самоубийства» (Ibid.: 440). Похожие результаты дало другое исследование, которое показало, что в Италии уровень самоубийств среди безработных наиболее высок в регионах с низким уровнем безработицы (Platt, Micciolo, et Tansella 1992).

Таким образом, становится понятным, что сказанное выше о том, что бретонцы «одновременно» чувствуют себя счастливыми и склонны к самоубийству, не вполне точно. На самом деле, скорее можно предположить, что в обществе, где большинство живет с ощущением благополучия, взаимопомощи и братства, те, кто не входит в это большинство, чувствуют себя особенно несчастными.

Однако разрешение парадокса положительной корреляции между видимым счастьем и самоубийствами не может объяснить все, это лишь первый шаг. Нужно еще понять, почему такая большая часть бретонцев не чувствует себя частью солидарного сообщества и, главное, почему они сводят счеты с жизнью.

Существовала ли в Бретани культурная традиция добровольного ухода из жизни, подобная японскому харакири? Конечно, как и самураи в феодальной Японии, бретонцы в древности (как и прочие кельты) совершали самоубийство на поле боя в случае поражения, считая бесчестием пережить того, кому они посвятили свою жизнь (Voisin 2009). Однако эта традиция исчезла в поздней Античности, одновременно с друидизмом. Пришедшее ему на смену христианство считает самоубийство смертным грехом по отношению к самому себе, к окружающим и к Богу. Поэтому вплоть до недавнего времени самоубийцам было отказано в церковном отпевании, и их хоронили за пределами кладбищ.

В Бретани, в прошлом глубоко религиозной, отношение к суициду было крайне негативным. До такой степени, что, как пишет Анатоль Ле Браз в «Легенде о смерти» (Le Braz 1928/1980: 14), к телам самоубийц не прикасались, оставляя их разлагаться на месте. Считалось также, что души повесившихся были обречены навечно оставаться неприкаянными между небом и землей (Ibid.: 8–9). Снисходительность проявляли, впрочем, к женщинам, которые кончали с собой вследствие изнасилования (или чтобы избежать его). Народные плачи gwerzioù «представляют такие самоубийства без осуждения, как наименьшее зло перед лицом куда большей опасности: лишиться чести» (Guillorel 2010: 205). За исключением таких особых случаев, самоубийства безусловно осуждались католическим бретонским обществом. Видимо, в значительной мере по этой причине в начале ХХ в. Бретань входила в число французских регионов с наименьшим числом самоубийств (Durkheim 1897/1988; Fillaut 2002). Что же привело к тому, что за этот век регион переместился на противоположный конец шкалы, заняв по этому показателю первое место? Над этим я предлагаю поразмышлять, рассмотрев последовательно те потрясения, которые пережило бретонское общество, изменения, которые они могли вызвать, и связанные с ними отклонения в поведении.

Потрясения

В 1979 г. поэтесса Анжела Дюваль иронически охарактеризовала себя как «трижды оставшуюся: оставшуюся бретонкой, оставшуюся христианкой, оставшуюся крестьянкой…» (Duval & Le Guen 2018: 49). Таким образом она выразила свое сопротивление трем крупнейшим переменам, которые переживало на ее глазах бретонское общество: угасанию бретонского языка, отходу от католичества и трансформации сельского образа жизни.

Отход от религии. Вплоть до середины ХХ в. Бретань была одним из наиболее католических регионов Франции, хотя ситуация не была однородной. Во главе христианской общины стояло многочисленное священство, власть которого могла в иных случаях «доходить до деспотизма» (Le Gallo 1987: 151). Однако с конца ХХ в. началась быстрая секуляризация. Если в 1996 г. 84% бретонцев называли себя католиками, то к 2009 г. уже только 67%. При этом только 5% – не более, чем в среднем по стране – продолжали посещать мессу (в 1950-е гг. в Бретани таких было 80%, а в регионах с низкой религиозностью – 30%) (Tranvouez 2014).

Отказ от языка. Бретонский язык – объект поношений со времен Большого Террора и непримиримой борьбы начиная с Третьей Республики – к концу XIX в. продолжали использовать 98% населения Нижней Бретани2 (Broudic 1995: 351). Это была не просто лингвистическая общность, но изолят, поскольку бретонский – единственный кельтский язык на европейском континенте. Однако начиная с 1950-х гг., в контексте общих социальных трансформаций усилия государства увенчались успехом, и население отказалось от своего языка в пользу французского. Уровень межпоколенной передачи бретонского языка упал более резко по сравнению с другими языками Франции (Héran, Filhon, et Deprez: 2002).

Метаморфозы образа жизни. В начале ХХ в. крестьянство оставалось основой преимущественно сельской Бретани. Модернизация, охватившая сельские районы Европы после Освобождения, шла в Бретани особенно энергично. Часть бретонцев сделала ставку на образование и устремилась в города. С тех пор местные школы славятся лучшими результатами во Франции. Те, кто остается на земле, модернизируют свое производство ускоренными темпами, отказываясь от навыков и практик предшествующих поколений. Села пустеют, количество хозяйств уверенно сокращается, сельский ландшафт меняется, население стареет, и сельское сообщество постепенно растворяется. Взамен развивается рурализация, дома новых селян заполняют пространство. Таким образом, все то, что сплачивало бретонское сельское население в единое сообщество, стремительно исчезает начиная с 1950-х гг. Конечно, речь не идет об исключительно бретонской специфике. Тем не менее, именно в Бретани, по сравнению со всей остальной Францией, изменения оказались особенно внезапными и стремительными во всех сферах (религиозной, языковой и аграрной). Каковы могли быть последствия этих резких перемен и возможно ли, чтобы они способствовали склонности к самоубийствам?

Последствия

Потеря контроля. Суровое и часто властное бретонское духовенство мощно и эффективно держало население в повиновении на протяжении веков3. Даже в первые годы после Второй мировой войны именно Католический аграрный молодежный союз (JAC), в котором заправляли молодые священники, занимавший особенно прочные позиции на землях Леона4 и Ванна5, был передовым отрядом модернизации бретонского сельского хозяйства. Когда же, начиная с конца 1960-х гг., население стало быстро отходить от религии, оно в то же время стало освобождаться от опеки духовенства, этого «строгого наставника, который поддерживает, принуждает и наказывает» (Le Gallo 1987: 151) – выбирая большую независимость, рефлексивность и индивидуализм со всем тем, что они с собой несут, а именно большей свободой и одновременно большей ответственностью.

Обеднение эмоциональной сферы. Внезапное прекращение межпоколенной передачи языка повлекло за собой обеднение эмоциональности речи. Поколение родителей, отказавшееся говорить со своими детьми на родном языке, не владело на выученном французском столь же богатым регистром выражения своих чувств и эмоций, каким располагали их собственные родители, когда говорили с ними в детстве по-бретонски. Последующие поколения, – объясняет нейропсихиатр Жан-Жак Кресс, – вынесли из этой ситуации «большие трудности в самовыражении, в особенности в аффективной сфере, межличностных отношениях и сфере индивидуальной чувствительности» (Kress 1986: 54). По его мнению, речь идет о психотравматизме, который «на уровне общества породил шок и фрустрации, охватившие несколько поколений, и, что особенно важно, радикально повлиял на отношения между поколениями» (Ibid.: 59).

Психотравматические расстройства и отказ от своего «я». Жан-Ив Брудик не согласен с тем, что переход с бретонского языка на французский сыграл определяющую роль в росте числа самоубийств в Бретани, поскольку этот переход, по его мнению, был вызван «желанием смены языка» (Broudic 2008: 216). Он не принимает во внимание принудительные и унизительные методы, с помощью которых французский язык внедрялся в школах на протяжении десятилетий (An Du 2000; Milin 2022). Этот автор считает, что единственной причиной саморазрушительного поведения бретонцев является шок, пережитый бретонским обществом во время Первой мировой войны. Конечно, никто не отрицает существенную роль травматического шока, порожденного этой войной. Однако почему Брудик ничего не говорит о других войнах, особенно колониальных, и в первую очередь – об алжирской войне? Между тем, последняя оказала глубочайшее воздействие на бретонцев (Grall 1994; Keineg 2008: 13).

Как бы то ни было, к тяжелым травмам, вызванным разгулом насилия в период войн, добавился негативный эффект сознательного отказа от своего «я». После Второй мировой войны бретонцы осознали и усвоили, что для продвижения по социальной лестнице и в интересах того, что в те годы считалось «прогрессом», нужно было радикально изменить свою культуру в антропологическом смысле этого слова6. Поэтому они отказались от наследия предков во всех сферах жизни (материальной культуре, обычаях, религиозных практиках, сельскохозяйственных приемах и т.п.), совершили «языковое самоубийство» (Beck, Lam 2008) и, говоря словами проф. Кресса, принесли своих детей «в жертву» другой культуре (Kress 1986: 53). Эти усилия дали ожидаемые результаты в том, что касалось социального продвижения, но какой ценой?

Возможно ли, что этот отказ от своего «я», наряду с психотравматическими расстройствами и другими последствиями модернизации, которые мы рассмотрели, незаметно способствовали росту уровня суицидов в Бретани?

Отклонения в поведении

От одного саморазрушения к другому. К концу XIX в., в контексте аккультурации, давняя склонность бретонцев к пьянству превратилась в алкоголизм (Fillaut 1998). Однако, после нескольких десятилетий ухудшения ситуации, начиная с 1970-х гг. хронический алкоголизм начал сокращаться – одновременно с ростом числа самоубийств. Все происходило так, как будто коллективное саморазрушение, связанное с распадом сельского сообщества, в атомизированном обществе сопровождалось саморазрушением индивидуальным. Позже добавились и иные формы деструктивного поведения, по распространению которых регион занимал первое место во Франции, а то и в Европе: курение среди молодежи до 18 лет (Costes2007: 28), регулярное употребление марихуаны (Beck 2005), галюциногенных грибов, а также токсикомания (вдыхание клея и растворителей) (Beck et al. 2005: 88).

Этническая уязвимость? По мнению Ива Ле Галло, бретонцы отмечены своего рода «этнической уязвимостью» (Le Gallo 1987: 174), которую прежде могло сдерживать только духовенство: «нужно признать за духовенством Нижней Бретани ту заслугу, что оно крепко держало в руках этот крестьянский народ, изолированный и одинокий, который исчез бы без его руководства» (Le Gallo 1992: 39). Нельзя не признать, конечно, что глубокая религиозность удерживает от суицида (Durkheim 1897/1988: 173). Но что такое «этническая уязвимость», о которой пишет Ле Галло и которая созвучна «идентитарной» или «нарциссической» уязвимости, о которых упоминается в докладе о повышенном уровне суицида в Бретани (Barbançon 2002: 86, 98, 113)? Такие термины заставляют предположить, что эта уязвимость является эндогенной. Возможно, это так. Однако не является ли она все же результатом воздействия экзогенных факторов?

Типичный результат государственного доминирования? «Чувство неполноценности и болезненная ненависть к себе широко распространена во всех группах меньшинств» – пишет Эрик Эриксон (Erikson 1968/1978: 324). Многочисленные эпидемиологические исследования свидетельствуют, что саморазрушительное поведение (алкоголизм, наркомания, суицид) особенно распространены среди меньшинств (Baldwin 1984; Spiegler 1993; Feldman, Wilson1997; Wheeler et al. 2001; McKenzie et al. 2003; Vontress et al. 2007; McKenzie 2012; Azuero et al. 2017; Pollock et al. 2018). Можно ли допустить, что все группы меньшинств подвержены «этнической уязвимости»? Не является ли более вероятным, что они уязвлены намеренным уничтожением их культуры (Jaulin 1974: 9), жертвами которого они являются и которое представляет собой, согласно Пьеру Кластру, «нормальный способ существования государств Запада» (Clastres 1974: 107)?

Заключение

Суицид – это индивидуальное действие, мотивы которого сложны и неоднозначны. В статистическом плане это исключительное явление (Baudelot, Establet 2006: 251). Мы знаем, тем не менее, со времен Дюркгейма, что социология может способствовать его пониманию. Действительно, некоторые выявленные им факторы, предохраняющие от суицида (глубокая религиозность, низкий уровень образования), были весьма характерны для Бретани начала ХХ в., а позже существенно ослабли. Это, конечно, способствовало росту числа самоубийств на полуострове на протяжении ХХ в.; возможно, сыграли свою роль также старение населения и рост длительной безработицы. Однако в целом вся общественная культура Бретани в то же время подверглась разрушению: «культура, которая предлагает своим членам осмысленный образ жизни, модулирующий всю человеческую деятельность в сфере общественных отношений, образования, религии, досуга, экономики, в частной и общественной жизни» (Kymlicka 2001: 115).

Эта общественная культура, долгое время решительно истреблявшаяся французским государством в своих самых важных проявлениях (язык и религия), бывшая объектом насмешек и пренебрежения (Le Coadic 2012), отвергалась и самими бретонцами, которые стыдились ее и предпочитали ассимиляцию. Возможно, это породило, на более или менее осознанном уровне, утрату коллективного самоуважения (пресловутую «уязвимость» – этническую или идентитарную – бретонцев, о которой говорят несколько авторов) и тем самым создало благоприятную почву для саморазрушительного поведения, включая суицид.

Продлится ли это чувство потери самоуважения (или «уязвимости») столь же долго, сколько, по бретонским поверьям, души умерших – an Anaon – находятся рядом с их потомками, прежде чем окончательно покинуть этот мир, а именно на протяжении девяти поколений (Pelras 2001: 244)? Или же, судя по отмечаемому с недавних пор снижению кривой самоубийств, оно скоро исчезнет, вытесненное возвращающейся гордостью, вызванной культурным возрождением, начавшимся в 1970-х гг.? Трудно делать подобные прогнозы. Однако, не преувеличивая значения культурного измерения проблемы суицида в Бретани, нам кажется разумным, чтобы медики, работающие над этой проблемой, приняли его во внимание.

Примечания:

1 Я принял решение использовать результаты первого опроса, опубликованные в 2019 г., а не второго (2021 г.), с тем чтобы данные (собранные в 2018 г.) были как можно более сопоставимыми с последними имеющимися в моем распоряжении данными о числе самоубийств (2015 г.). Однако тенденции, зафиксированные в 2018 г., сохранились и при следующем опросе (Sociovision 2021).

2 Нижняя Бретань, расположенная к западу от линии Плуа – Ванн, – часть Бретани, где традиционным языком является бретонский.

3 В меньшей степени на территориях так называемой «протестной диагонали» (Flatrès, 1986, p. 14), идущей от Трегора на западе департамента Кот-д-Армор до страны Бигуден на юге Финистера, где его влияние стало ослабевать раньше.

4 Северный Финистер.

5 Морбиан.

6 То есть, совокупность компетенций и способов поведения, которые характеризуют данное общество.

Перевод с французского – Е.И. Филиппова.

* Le Coadic, R. (2023) Suicide et culture sociétale en Bretagne (в переводе на русский язык публикуется впервые). Публикация с согласия автора.

Источники

Barbançon, Y. (2002) La sursuicidité en Bretagne, contribution à une explication socio-cultu- relle.Recherche multidisciplinaire coordonnée par Yannick Barbançon, novembre 2002, document de synthèse, 130 p.

Beck, F. (2005) Les jeunes Bretons recherchent l’ivresse, Ouest-France, 2005, juillet 7.

Beck, F., Legleye, S. et Spilka S. (2005) Extrait du rapport «Atlas régional des consommations de produits psychoactifs des jeunes Français», exploitation régionale de l’enquête ESCAPAD 2002/2003. Observatoire français des drogues et des toxicomanies, Paris.

Duval, A. et Le Guen C. (2018) Anjela — Roman graphique bilingue, Mignoned Anjela, Lannion.

Institut Montaigne (2019) Baromètre des territoires 2019, Institut Montaigne, février. doi: https://www.institutmontaigne.org/blog/barometre-des-territoires-2019-bretagne.

Observatoire National du suicide, Suicide. Connaître pour prévenir : dimensions nationales, locales et associatives. 2e rapport/février 2016 // https://drees.solidarites-sante.gouv.fr/sites/default/files/2021-01/ons2016_mel_220216.pdf

Sante Publique France (2019) Conduites suicidaires en Bretagne, Bulletin de santé publique, février.

Sociovision (2021) Régions – La grande enquête. L’unité dans la diversité: les régions, une passion française. 2021. https://photos.tf1.fr/0/0/observatoire-des-regions_tf1-sociovision-a2cbfe-421ec9-0@1x.pdf

Библиография / References

An Du, C. (2000) Histoire d’un interdit: le breton à l’école [History of a ban: Breton at school], Hor Yezh, Lannion.

Azuero A.J., Arreaza-Kaufman D., Coriat J., Tassinari S., Faria A., Castañeda-Cardona C., Rosselli D., et al. (2017) Suicide in the Indigenous Population of Latin America: A Systematic Review, Revista Colombiana de Psiquiatría [Colombian Journal of Psychiatry], t. XLVI, No 4, p. 237–242.

Baldwin, J.A. (1984) African Self-Consciousness and the Mental Health of African-Americans, Journal of Black Studies, t. XV, No 2, p. 177–194.

Baudelot, C. et Establet R. (2006) Suicide. L’envers de notre monde [Suicide. The other side of our world], Seuil. Paris.

Beck, D. et Lam Y. (2008) Language loss and linguistic suicide: A case study from the Sierra Norte de Puebla, Mexico, Toronto Working Papers in Linguistics, XXVII, p. 1–12.

Broudic, F. (1995) La pratique du breton de l’Ancien Régime à nos jours [The practice of Breton from the Ancien Régime to the present day], Presses Universitaires de Rennes, Rennes.

Broudic, J.-Y. (2008) Suicide et alcoolisme en Bretagne au XXe siècle: Sociologie-Histoire-Psychanalyse [Suicide and alcoholism in Brittany in the 20th century: Sociology-History-Psychoanalysis], Éditions Apogée, Rennes.

Clastres, P. (1974) De l’Ethnocide [On Ethnocide], L’Homme [The Man], t. XIV, No 3/4, p. 101–110.

Costes, J.-M. (2007) Cannabis, données essentielles [Cannabis, essential data], OFDT, Saint-Denis-La Plaine.

Daly, M.C., Oswald, A.J., Wilson, D. et Wu S. (2011) Dark Contrasts: The Paradox of High Rates of Suicide in Happy Places, Journal of Economic Behavior & Organization, LXXX, No 3, p. 435–442.

Durkheim, É. (1897/1988) Le suicide [Suicide], Nouv. éd., Presses Universitaires de France (PUF).

Erikson, E. (1968/1978) Adolescence et crise: la quête de l’identité [Identity: Youth and Crisis], Flammarion, Paris.

Feldman, M., Wilson, A. (1997) Adolescent Suicidality in Urban Minorities and Its Relationship to Conduct Disorders, Depression, and Separation Anxiety, Journal of the American Academy of Child & Adolescent Psychiatry, XXXVI, No 1, p. 75–84.

Fillaut, T. (1998) Les Bretons et l’alcool: XIXe–XXe siècle [The Bretons and alcohol: 19th–20th century], Éditions de l’École Nationale de la Santé Publique (ENSP), Rennes

Flatres, P. (1986) La Bretagne [Brittany], PUF, Paris.

Grall, X. (1994) La génération du djebel [The Jebel generation], Le Bateau-livre, Quimperlé.

Guillorel, E. (2010) La complainte et la plainte: chanson, justice, cultures en Bretagne XVIe–XVIIIe siècles [The lament and the complaint: song, justice, cultures in 16th–18th century Brittany], Presses Universitaires de Rennes (PUR), Rennes.

Heran, F., Filhon, A. et Deprez C. (2002) La dynamique des langues en France au fil du XXe siècle [Language transmission in France in the course of the 20th century], Populations et société[Population and Societies], No 376, février, p. 1–4.

Jaulin, R., éd. (1974) La Décivilisation: politique et pratique de l’ethnocide [Decivilization: Politics and Practice of Ethnocide], Collection L’Humanité complexe. Éditions Complexe diffusion Presses universitaires de France, Bruxelles–Paris.

Keineg, P. (2008) Les trucs sont démolis: Une anthologie, 1967–2005 [The Stuff Gets Demolished: An Anthology, 1967–2005], 1ère édition, Le Temps qu’il fait, Cognac.

Kress, J.-J. (1986) Incidences subjectives des changements de langue régionale [Subjective Impacts of Regional Language Changes]. Ph. Carrer (ed.), Permanence de la langue bretonne: de la linguistique à la psychanalyse [Permanence of the Breton language: from linguistics to psychoanalysis]. Institut Culturel de Bretagne, Rennes, p. 45–63.

Kymlicka, W. (2001) La Citoyenneté multiculturelle [Multicultural Citizenship: A Liberal Theory of Minority Rights], La Découverte, Paris.

Le Braz, A. (1928/1980) La légende de la mort chez les Bretons armoricains [The legend of death among the Armorican Bretons], t. 2, Laffitte Reprints, Marseille.

Le Coadic, R. (2012) Tout est bon dans le Breton [About Britton self-humour – “tout est bon dans le Breton”], Ethnologie française [French ethnology], XLII, No 4, p. 697–709.

Le Gallo, Y. (1987) Basse-Bretagne et Bas-Bretons (1800–1870) [Lower Brittany and Lower Bretons (1800–1870)]. J. Balcou, Y. Le Gallo (ed.), Histoire littéraire et culturelle de la Bretagne [Literary and Cultural History of Brittany], vol. 2, Champion-slatkine, Paris–Genève, p. 141–155.

Le Gallo, Y. (1992) Les Bretons et leur corps [The Bretons and their Body]. J. Pecker, J.-L. Avril et J. Faivre (ed.), La Santé en Bretagne des origines à nos jours [Health in Brittany from its origins to the present day], Hervas, Paris, p. 19–42.

Mckenzie, K. (2012) Suicide studies in ethnic minorities: improving the science to help develop policy, Ethnicity & Health, XVII, No 1/2, p. 7–11.

Mckenzie, K., Serfaty, M. et Crawford M. (2003) Suicide in Ethnic Minority Groups, British Journal of Psychiatry, CLXXXIII, No 2, p. 100–101.

Milin, R. (2022) Du sabot au crâne de singe: histoire, modalités et conséquences de l’imposition d’une langue dominante: Bretagne, Sénégal et autres territoires [From hoof to monkey skull: history, modalities and consequences of the imposition of a dominant language: Brittany, Senegal and other territories], Thèse en sociologie, Université Rennes 2, 2022.

Pelras, C. (2001) Goulien, commune bretonne du cap Sizun: entre XIXe siècle et IIIe millénaire[Goulien, Breton commune of Cap Sizun: between the 19th century and the 3rd millennium], Presses universitaires de Rennes, Rennes.

Piquet, O. (1995) Décès par suicide en Bretagne: les effectifs et les taux au cours de la période 1980–1995 [Deaths by Suicide in Brittany: Numbers and Rates During the Period 1980–1995], ORS Bretagne, Rennes.

Platt, S., Micciolo, R. et Tansella M. (1992) Suicide and Unemployment in Italy: Description, Analysis and Interpretation of Recent Trends, Social Science & Medicine, t. XXXIV, No 11, p. 1191–1201.

Pollock, N.J., Naicker, K., Loro, A., Mulay, S. et Colman I. (2018) Global Incidence of Suicide among Indigenous Peoples: A Systematic Review, BMC Medicine, 16, 145.

Spiegler, D. (1993) Alcohol Use Among U. S. Ethnic Minorities, DIANE Publishing, Darby.

Tranvouez, Y. (2014) Religion[s] en Bretagne aujourd’hui [Religion[s] in Brittany today], Centre de recherche bretonne et celtique, Université de Bretagne Occidentale; Institut culturel de Bretagne, Brest; Vannes.

Voisin, J.-L. (2009) La mort volontaire du vaincu chez les Celtes: du lac Vadimon au Galate du Capitol [Voluntary death of the vanquished among the Celts: from Lake Vadimon to the Capitoline Galatea], Mélanges de l’école française de Rome, t. CXXI, No 2, p. 395–405.

Vontress, C.E., Woodland, C.E. et Epp L. (2007) Cultural Dysthymia: An Unrecognized Disorder Among African Americans?, Journal of Multicultural Counseling and Development, XXXV, No 3, p. 130–141.

Wheeler, S.C., Blair, W., Jarvis, G., Petty, R.E. (2001) Think Unto Others: The Self-Destructive Impact of Negative Racial Stereotypes, Journal of Experimental Social Psychology, XXXVII, p. 173–180.