МЕДИЦИНСКИЙ АНТРОПОЛОГ КАК КУЛЬТУРНО-ЭТНИЧЕСКИЙ ПОСРЕДНИК

© 2024 Елена Ивановна КИРИЛЕНКО

МАиБ 2024 – № 1(27)


DOI: https://doi.org/10.33876/2224-9680/2024-1-27/07

Ссылка при цитировании: Кириленко Е.И. (2024) Медицинский антрополог как культурно-этнический посредник, Медицинская антропология и биоэтика, 1(27).


Елена Ивановна Кириленко –

доктор философских наук, доцент;

профессор кафедры гуманитарных

и социально-экономических дисциплин

Российского государственного

университета правосудия

(Западносибирский филиал)

(Россия, Томск)

https://orcid.org/0000-0001-5074-5068

E-mail: e.i.kirilenko@yandex.ru


Ключевые слова: медицинский опыт, культурные модели, социальная феноменология А. Шюца, повседневный медицинский опыт современных россиян

Аннотация. Фигура специалиста, позволяющего настроить взаимодействие врача и пациента с учетом культурной специфики их медицинского опыта, оказывается активно востребованной в современном поликультурном мире.

Работа посвящена социокультурному исследованию медицинского опыта, сложившемуся в российской культуре с учетом его историко-культурной ретроспективы и возможных изменений. Методология исследования – социальная феноменология А. Шюца, позволяющая анализировать жизненные миры информантов, выявляя интерсубъективные смыслы.

Анализ эмпирического материала подтверждает присутствие культурных констант в сфере повседневного медицинского опыта. При этом меняющиеся внешние условия жизни, в особенности ситуация с пандемией, способствовали его существенным трансформациям. Отмечаются не только «межпоколенные» сдвиги, но и изменения в целом в медицинском опыте современного рефлексирующего россиянина.


Введение

Фигура культурно-этнического посредника (медицинского антрополога) – специалиста, позволяющего настроить или урегулировать взаимодействие врача и пациента с учетом этнокультурной специфики их медицинского опыта, тонко чувствующего «неведомые слои» в медицинском опыте информантов, умеющего соединить единичное и общее, абстрактное и конкретное, оказывается активно востребованной в современном поликультурном мире.

Культурно-этнический посредник – термин европейской медицинской антропологии. Поскольку «опыт любой болезни имеет культурное преломление» (Бахматова 2018), функция культурно-этнического посредника заключена в том, чтобы увидеть эти культурные константы и содействовать «переводу» языка телесных реакций пациента и их репрезентаций на язык практической медицины.

Медицинский опыт россиянина имеет соответствующий этнокультурный контекст, выявить и учесть который в практике взаимодействия врача и пациента и является задачей медицинского антрополога как культурно-этнического посредника.

Ситуация, когда сохраняется определенная пассивность в отношении поддержания собственного здоровья, когда «их же затащить к врачу – это целая история. У него будет болеть – это, пятое. – “Но к врачу не пойду”» (В., женщина, 68 лет о медицинском поведении российского «мужского населения»), – требует анализа и коррекции с точки зрения понимания укорененных в культуре ментальных и поведенческих привычек, которые неявно руководят поведением, настраивают эмоциональные и психологические реакции. И в этом смысле культурно-этнические компетенции могут оказаться важными для отечественных специалистов.

Работа посвящена социокультурному исследованию медицинского опыта, сложившемуся в российской жизни, русскоязычном пространстве с учетом его историко-культурной ретроспективы и возможных изменений.

Ее цель – увидеть за конкретными переживаниями, высказываниями и действиями соответствующий культурный контекст. Практический смысл этой работы состоит в обретении объемного, целостного видения личностного опыта как сложно формирующегося образования смыслов, переживаний, сведений, открывающего возможность понимания пути и социального становления личности.

Структура медицинского опыта

Чтобы сформировать инструмент для целостного анализа медицинского сознания и практики, стоит, во-первых, опереться на понятие опыта. Опыт – предельно общая категория, выражающая полноту содержаний внутренней жизни личности (некая чувственная инфраструктура и интеллектуальная суперструктура). Медицинский опыт выступает как возможный модус личностного или культурного опыта. Его содержание определено смысловыми полюсами здоровье – болезнь.  Курение как источник патологии с середины ХХ в. входит в сферу интересов медицинского опыта, а как коммуникативный акт или как знак принадлежности к определенной социальной группе или этнокультурному миру – остается за его пределами.

Содержание медицинского опыта можно структурировать. Способ структурирования подсказывает естественный язык. У глагола «лечить» имеется пять актантов (элементов, возникающих при описании ситуации болезни и лечения): субъект (кто лечит) – врач. Главный объект (что лечит) – болезнь. Контрагент – (у кого лечит) – больной. Второй объект (с помощью чего лечит) – лекарство. Актант, обозначающий результат действия: как идеальная цель таковым является восстановление здоровья. Болезнь и здоровье не есть некоторые абстракции, они всегда проявляются телесно. Тело – материальный субстрат жизни. Телесный канон – важнейшая составляющая медицинского опыта. Таким образом, основные структуры медицинского опыта, задаваемые ситуацией лечения, – это врач, больной, болезнь, лекарство, здоровье, тело.

Итак, медицинскую модель можно выстраивать с учетом специфики медицинского опыта, в структуре которого можно выделить сложившиеся в определенной культуре представления о телесном каноне, здоровье, болезни, фигурах врача, пациента и соответствующей лекарственной практике (см. Кириленко 2008).

Медицинский опыт: культурные модели

В современной литературе (см., напр., Пейер 2012) предпринят опыт сравнительного анализа медицинских моделей, сложившихся в современном культурном мире, – немецкой, французской, английской, американской, российской.

Данный анализ, построенный на основе предложенной схематики медицинского опыта, позволил выявить культурные особенности различных медицинских моделей, которые проявились

  • в определенных телесных стандартах, ассоциируемых с состоянием здоровья или его нарушения; в представлениях о т.н. «любимых» для данной культуры болезнях;
  • в медицинских привычках пациентов, которые формируют образы стоика – страдальца – анархиста – сопротивляющегося – победителя;
  • в особенностях фигуры врача, предстающей в качестве отца – мудреца- созерцателя – героя – воина;
  • в специфике отношения к возможностям медицины – безгранично оптимистичного, сдержанно рационального или скептически осторожного;
  • в лекарственной практике: узкоспециализированной или (и) общеукрепляющей, массированной или осторожной, преодолевающей природу или согласующейся с ней;
  • в идеалах здоровья, где возможен крен в метафизику или реальную практику «заботы о себе»;
  • в разных образах болезни: как внешнего врага, подлежащего нейтрализации вплоть до тотального уничтожения, или как некоторой модификации природного естества, представленной в индивидуальных модуляциях (Кириленко 2011: 145).

С учетом этой схематики была разработана модель для опроса.

Задачи исследования:

  1. Представить актуальное поле медицинского опыта российского информанта, проявляющееся в высказываниях представителей двух возрастных групп.
  2. Выявить и подтвердить социокультурную специфику этого опыта.
  3. Отметить возможную динамику, развитие медицинского опыта в межпоколенном временнóм интервале.

Проблема, являющаяся предметом нашего исследования, состоит в следующем: проявляется ли и каким образом проявляется этот фоновый слой ощущений, представлений, смыслов, то поле «очерченного неведения» – если его проанализировать с позиции (в оптике) историко-культурной предзаданности?

Другими словами, подтверждается ли выявление в медицинском опыте информантов культурной составляющей, каким образом можно ее обозначить, и просматривается ли ее динамика в межпоколенном интервале?

Методология исследования жизненного мира

Инструментарием исследования является социальная феноменология А. Шюца, которую тезисно можно представить следующим образом.

Реальность – это конструкт, разворачивающийся в Я-центристской перспективе.

Опыт личного мировосприятия вплетается в коллективный опыт жизни социума, испытывая его формирующее воздействие и образуя собственный жизненный мир. Повторяющиеся структуры в жизненном мире информантов суть типификации, коллективные значимости – как проявление этой выработанной, сложившейся интерсубъективной схемы мировосприятия, закрепленной в языке (Шюц 1988).

Личностный опыт разносоставен, это гетерогенная среда, сочетающая системы релевантностей разного уровня – переживания, уверенности, типизации (как вариант рационализации), предрассудки, суеверия (Шюц 2004: 78).

Темы, смысли, идеи, возникающие в Я-центристской перспективе, имеют центр – и соответствующую смысловую периферию, которая задает определенную направленность сознанию. «Каждое из понятий, которые мы используем, имеет свои особые окаймления, окружающие ядро его неизменного значения» (Шюц 2004:73)

Направленности сознания задаются культурной традицией и биографической ситуацией.

Сравнительный подход позволяет выявить общие (устойчиво проявляющиеся) и особенные (динамические) направленности в этих вибрациях жизненных миров.

Объектом исследования явился жизненный мир современных россиян в двухпоколенном разрезе, предметом – опыт поддержания здоровья как аспект этой среды жизни, зафиксированный в соответствующих нарративах. Анализ жизненного мира предполагает опору на метод качественного исследования. «Качество относится к сути, существенным характеристикам чего-то. Количество относится к тому, сколько, к величине, к сумме» (Квале 2003: 74). Исходный принцип анализа – признание интерсубъективной природы социального познания, включенности исследователя и информанта в совмещающийся смысловой континуум, единый социальный и культурный контекст.

Интервьюер воспринимает, чувствует «тепло» личного опыта, фиксирует множественность позиций, когда каждое новое интервью «лучше» предыдущего, неповторимо, единственно. Вместе с тем он сохраняет дистанцию по отношению к опыту информанта, заданную исходной оптикой наблюдения, – представлением об   определенной культурологической модели медицинского опыта. Исследователь пытается уловить эти скрытые, смысловые линии, которые невидимым фоном направляют реакции информанта, звучат в них в большей или в меньшей степени. Заранее сформулированная теория направляет исследование.

Таким образом, интервью предстает как «частичное погружение в мир информанта» (Буравой 1998), как особого рода беседа, ориентированная на реконструкцию, распознавание и интерпретацию смыслов.

При проведении исследования возникла «проблема проводника» (см.: Готлиб 2005: 214). Сфера медицинского опыта – это область личностных, зачастую скрытых, спрятанных от внешнего взгляда переживаний. Войти в эту область без проводника оказывается затруднительным. Антропологу здесь необходимо совместить функции интервьюера и способности собеседника, вызывающего доверие у информанта. Соответственно, круг информантов не был случайным. Он определялся возможностью сформировать позицию доверительности в ходе интервью, был предопределен либо личным знакомством, либо сопровождался соответствующими рекомендациями. Кроме того, учитывался образовательный статус информантов, что, на наш взгляд, обеспечивало необходимый уровень рефлексивности при погружении в сферу анализа медицинского опыта.

Таким образом, в исследовании достигается реконструкция определенного типа медицинских представлений в пространстве повседневности в современном российском обществе как системе жизненных миров.

Жизненные миры информантов, раскрывающиеся в интервью, – это лишь фрагменты представлений о том, как люди реально живут. Это маленькие фрагменты. Но они точны и содержательны, и потому значимы.

Эмпирической базой исследования явились материалы, полученные при проведении десяти полуформализованных интервью. Возраст информантов старшего поколения – 67–69 лет, среди опрошенных – три женщины и двое мужчин 1.  Возраст «детей» – 43–47 лет, это две женщины и трое мужчин 2.  Все информанты имеют высшее образование. Материалы в виде аудиозаписей и соответствующих расшифровок находятся у автора исследования.

Здоровье – это способность «как минимум выполнять социальные функции»

Точкой погружения в аналитику повседневного медицинского опыта был вопрос о том, как можно определить здоровье, что есть здоровье? Через предпочтительные формулы здоровья высвечиваются две культурно-антропологические константы – прежде всего, интегрированность в общественную жизнь в высокой степени (мы в значительной степени социальные существа). В личностном переживании оказалась важной идеальная, «духовная» составляющая, редуцированная к психическому.

Тема социальных функций в размышлении о сущности здоровья неоднократно выносится информантами на первый план. М. (женщина, 68 лет): здоровье – это «способность выполнять свои социальные функции, когда ничего не болит». Образ идеального здорового тела – то, которое дает «возможность спокойно работать».

Почти все информанты без различия возрастной группы подчеркивают: в оппозиции «социальная функция (работа) или здоровье» у россиянина почти всегда на первом месте работа, включенность в систему социальной жизни.  О. (женщина, 67 лет) о здоровье: «чтобы ты не только сам себя обслуживал, простите, но и мог быть чем-то полезным обществу». В. (мужчина, 45 лет): здоровье – это способность «как минимум выполнять социальные функции». С. (мужчина, 68 лет): «Если ты можешь работать и много работать – это здоровое тело».

Новые мотивы появляются в рассуждениях «детей». Н. (мужчина, 40 лет) в оппозиции «здоровье/работа» главным считает здоровье. Акцент на личностное в отличие от общественного делает Д. (женщина, 47 лет): «Если человек и лишен каких-то возможностей, но при этом он находится в гармонии с собой, то это прямо 80 процентов точно этого здоровья. Для меня вот так, наверное».

Здоровье понимается как «способность приспосабливаться к внешним условиям» (С., мужчина, 45 лет).  Социальный контекст иногда прочитывается в катастрофической модальности. А. (женщина. 43 года): «Тело должно быть готово ко всему. То есть основная задача – это абсолютно спокойно преодолевать обычный как бы день человека, но в то же время здоровое тело – это то, которое может в случае непредвиденной ситуации, ну, то есть, мобилизоваться и быстро побежать, куда-то спрыгнуть…»

Здоровье – это не только и не столько телесный или социальный индикатор, оно является атрибутом личностного бытия. А. (мужчина, 69 лет) говорит о здоровье не только «физическом, но и духовном». С. (мужчина, 68 лет) подчеркивает: здоровье – «гармония физического и психического». Конкретизирует это понимание А. (женщина, 43 года): это «внутреннее состояние», когда «нервное состояние стабильное… Вот если я в состоянии душевной тревоги, волнения, раздражения пребываю, у меня начинает сыпаться физика, скажем так. А все, что вытекает из этого – возможность работать, там, пользу обществу приносить — это уже, наверное, следствие твоего гармоничного состояния или не гармоничного».

«И это в первой пятерке, наверное. Но не на первых местах»

Подтверждается мысль о важности, но не приоритетности ценности здоровья.

Тема здоровья ожидаемо первостепенна для 60–60+ А. (мужчина, 69 лет): «Бесспорно, здоровье. Не будет здоровья – ну ничего не будет, на самом деле. Никакой любви уже не будет». О. (женщина, 67 лет): «Тело – храм души, и пока здорово тело, вы можете своей душою и любовь переживать, так сказать, чувство любви, и добрые дела делать».

Но у старших сохраняется, и достаточно отчетливо выражена, позиция вторичности здоровья. С. (мужчина, 68 лет): «Но жизнь в России такова, что иногда приходится не то, чтобы жертвовать здоровьем, но попустительствовать здоровью ради достижения каких-то ну, не то, чтобы важных, но более срочных, более первостепенных ценностей, каковыми могут являться карьера, какие-то достижения. Да и, элементарно, какие-то обязательства перед кем-то. К сожалению, жизнь устроена так, что приходится чем-то жертвовать».

О. (женщина, 67 лет): «То есть по логике вещей это первостепенная ценность, но когда цивилизационный кризис происходит, и человек встает на выбор между жизнью и смертью, то он иногда предпочитает смерть ради жизни других людей».

У молодых также отмечается: здоровье важно, но не приоритетно. С. (мужчина, 45 лет): «И это в первой пятерке, наверное. Но не на первых местах». Важнее «истина, дети».  А. (женщина, 43 года): ребенок – «центр моей вселенной… А здоровье – оно, наверное, на втором месте. … если вдруг твоему близкому человеку, малышу твоему будет плохо, тебе скажут там пожертвовать … рукой, ногой, чем-то еще, ты это, абсолютно не задумываясь, отдашь… здоровье вот для меня сейчас как инструмент заботы о другом человеке». В. (мужчина, 45 лет): «Ну, вот если идет в плане перечисления – свобода, любовь, опыт религиозной веры, дети – это, мне кажется, важнее, чем здоровье».

На этом фоне исключением является позиция Н. (мужчины, 40 лет), который подчеркивает, что здоровье – это «фундамент».

Ценностный выбор иногда оказывается следствием давления внешних обстоятельств: Д. (женщина, 47 лет): «Если речь идет о моем здоровье, то оно все время на очень последнем месте, очень, прямо стыдно сказать, на совсем последнем месте. Из здоровья для меня важнее здоровье моей дочери, здоровье моей мамы. Вот это для меня важнее, и на себя у меня времени просто не остается. Я очень давно уже не занималась своим здоровьем, хотя уже следовало бы, потому что явно есть какие-то вещи… Я работаю, я забочусь о дочери и о пожилых родителях. И как бы все, я выдохлась…. Ну не могу, правда».

«Усилия – конечно, иначе рассыпешься быстрее»

Вопрос о необходимости специальных усилий по поддержанию здоровья порождает единодушный ответ в обеих возрастных категориях – усилия важны. Но, во-первых, они могут быть не очень энергичными, во-вторых, отмечается привычное рассогласование между должным и сущим.

С. (мужчина, 45 лет): «Усилия – конечно, иначе рассыпешься быстрее». В. (мужчина, 45 лет): «Какой бы ни был генетический материал у человека, без усилий он его быстро растеряет».

Появляется понимание поддержания здоровья как личной задачи. При этом важны специализированные усилия. А. (женщина, 43 года): «Я считаю, что нужно обращать внимание на те органы, системы, которые у тебя страдают, и ты своими усилиями можешь помочь своему организму».

Позиция старшего поколения в некоторых случаях выгладит более дисциплинированной, организованной, она более разнообразно представлена, приводятся конкретные примеры практикуемых регулярных поддерживающих практик.

Иногда предпринимаемые усилия просто вынуждены. М. (женщина, 68 лет): «Мы начинаем обращать на это внимание тогда, когда тело нас беспокоит. Мы не хотим беспокойства. Поэтому если так случится – и на фитнесс пойдешь, и … закаляться… начнешь (смеется)… Вот, например, зарядка для меня – это как наркотик. Ведь наркоман принимает наркотик не потому, что это приятно и вкусно, а потому что без него начинается ломка. И также, как если человек …без зарядки начинает заболевать, то, знаете…. Это просто дамоклов меч…».

Вместе с тем обе возрастные группы демонстрируют отказ проявлять избыточное усердие в этой области. В. (женщина, 68 лет): «Ну если взять великих святых, то они не занимались никакими физическими упражнениями, они занимались своим духом. Хотя изначально они были очень больны… Ну, я не думаю, чтобы какой-то подвижник, например, Иоанн Кронштадтский, занимался конкретно своим здоровьем. Он, наоборот, отдавал. При этом он был очень больным человеком и прожил достаточно длинную жизнь».

А. (женщина, 43 года): «Вот есть люди, наверное, которые хотят прожить очень-очень долго, и относятся к здоровью своему, знаете, с таким фанатизмом, они ходят на все медосмотры, он пьют все витамины регулярно, они там каждый орган, каждую систему раз в год проверяют. Я, конечно, до такого не дохожу».

В. (мужчина, 45 лет): «Если речь идет прямо о регулярных (усилиях. – Е.К.), то, наверное, нет. Ну, я не имею ввиду чтобы чистить зубы, это обычно, гигиена. Вот. А нерегулярно – все-таки стараться поддерживать физическую форму в плане – ну, бороться с гиподинамией. Вот это, вот, да. То есть она может быть нерегулярной, ну, например, в зависимости от сезонности. Понятно, что зимой мы меньше двигаемся, чем летом. Но при этом физическая активность – она должна присутствовать».

Высказывания позволяют увидеть типичное рассогласование между сущим и должным как дань природному опыту здоровья: хотим как лучше, но не делаем. А. (женщина, 43 года): «А я со своими глазами – вот мне, когда окулист в последний раз сказал: “Нужно, потому что с сетчаткой плохо”. Я все это прослушала, взяла рецепты, понимая, что я могу своими усилиями это сделать, – я ничего не сделала… То есть разумом я понимаю, что человек, да, может улучшить – профилактика общего состояния. Но на практике… Пыталась я по утрам лимон с водой пить, ну чтобы тоже… Но как-то у меня… У меня утром – такое напряженное утро всегда, что я забываю, а к вечеру я стараюсь хотя бы какие-то элементарные вещи…»

Информант признает, что предпринимаемые усилия со стороны населения в деле поддержания здоровья недостаточны. А. (женщина, 43 года): «Мне еще кажется, что должно быть в одной связке находиться: научная медицина и сама ответственность людей…. Ведь нам тоже говорят: “Вот приходите, проходите разные методы обследования. Они с каждым годом все лучше становятся”. А человек – он понимает, что есть тонкие технологии определения – те же онкомаркеры, допустим… Кто вообще раньше об этом знал? Сейчас же можешь пойти и, действительно, в каком-то начале эту болезнь схватить. Но здесь вопрос о том: пойдешь ли ты, сделаешь ли ты это? То есть наука в медицине, мне кажется, она готова человеку служить, но вот готов ли человек воспользоваться этими достижениями?»

Более того, в ситуации встречи с болезнью прозвучало слово фатализм. С.  (мужчина, 68 лет): «Большинство россиян занимает позицию … как, слово забыл… “ну, все равно, и не предугадаешь” – фатализм, вот, фаталистическую позицию занимают: заболели – заболели, нет – нет. Неизвестно и непредсказуемо».

А. (женщина, 43 года): «Но здесь вот у меня иногда такое ощущение, что если тебе – опять же какой-то фатализм, что ли – вот предназначено от какого-то заболевания, ну не то, чтобы умереть, то тебе и высокие технологии не помогут. Я не знаю, почему».

«Многие болезни становятся диагнозом, а не приговором»

Научная медицина, соответственно, система здравоохранения – важный и основной ресурс, помогающий решать проблемы со здоровьем. В этом единодушны представители разных поколений. М. (женщина, 68 лет): «…Современный уровень технологий позволяет говорить о том, что многие болезни становятся диагнозом, а не приговором. Собственно говоря, я не думаю, что мне 30 лет назад поменяли бы так просто сустав, чтобы я через полтора месяца смогла выйти на работу. Поэтому, несомненно, технологии играют роль. Играют роль во многом».

Д. (женщина, 47 лет): в городе «достаточно сильный научный комплекс, и … здесь в общем-то работают хорошие врачи, передовые технологии. Поэтому, конечно, я надеюсь…. У меня нет здесь никаких сомнений в плане научной именно медицины».

С. (мужчина, 68 лет): «А к кому обращаться, если заболеешь?  К народным целителям? Нет, к народным целителям тоже, конечно, обращаются, но … основной адрес – это, конечно, научная медицина».

В. (мужчина, 45 лет): Здоровье «напрямую зависит от уровня развития медицины. Конкретный пример: если заболевания… все-таки начинают развиваться с течением времени, соответственно, чем раньше это заболевание будет выявлено и раньше начнется лечение, тем, естественно, для здоровья последствий будет меньше».

Н. (мужчина, 40 лет): «Медицина развивается, и, соответственно, увеличивается уровень жизни, какие-то болезни удается победить».

Сохраняется признание высокого авторитета системы здравоохранения на основе научной медицины. В. (мужчина, 45 лет): «Ну как человек может сам себе поставить диагноз и назначить лечение и при этом проследить за этим лечением? Ну это же нереально. Для этого есть специальные медицинские работники, которые обучаются этому».

В. (женщина, 68 лет): «Вот если, например, брать кардиологию, то, я считаю, очень большой прогресс, и очень много людей спасены именно благодаря медицине, достижениям медицины. Ну, в онкологии, в принципе, тоже».

М. (женщина, 68 лет): «… первичной здесь является фигура врача, доктора. И если доктор пропишет, то, конечно, все берем. Даже если лекарства довольно много. И все равно пьем».

О соотношении научной и альтернативных медицин говорит В. (мужчина, 45 лет): «…на самом деле в этом случае (случае болезни. – Е.К.) все средства хороши. Но самое главное – это все-таки чтобы основным … было наблюдение у медицинского работника…, у специалиста, да. Если параллельно врач не запрещает заниматься йогой при этом заболевании, проблем никаких нет. Или, например, не запрещает принимать какие-то там травяные чаи. Если врач, действительно, не запрещает – ну почему нет?»

Вместе с тем различимы градации в понимании возможностей научной медицины. Информанты соглашаются, что это ресурс, но с оттенком сомнения или «обреченности». А. (мужчина, 69 лет): «А куда деваться?»

А. (женщина, 43 года): «От уровня науки – в сфере медицины – зависит многое в состоянии здоровья, но мне кажется, что иногда со здоровьем… То есть иногда бывают какие-то запускаются в организме необратимые процессы, на которые этот аспект – научный – научная медицина повлиять не может».

Информанты отчетливо видят ограниченность возможностей, уязвимость современной научной медицины. При этом выделяются следующие проблемы:

  • Избыточное таблеточное лечение.

А. (мужчина, 69 лет): «…к врачам вы ходите иногда, я их называю «таблеточники». Они выпишут кучу таблеток. А потом выясняется у другого врача, что они не нужны, половина из них не нужна вообще. Это лекарственная болезнь, на самом деле…. Врачи тоже разгоняют это дело…. Врачи страхуются».

О. (женщина, 67 лет): «Мне можно выписать, я дойду до аптеки, куплю, съем одну, выплюну – и на этом все закончится. Ну то есть это неуважение к официальной медицине. Таблеточной – каковая она есть».

Д. (женщина, 47 лет): «Мне кажется, что со стороны медиков – они нам навязывают модель, когда надо горстями пить все подряд. …Мне кажется, что все должны как-то сопротивляться этому большому количеству».

  • Ограниченные возможности в борьбе с болезнями.

С. (мужчина, 45 лет): «Вот смотря на свою дочь, как она росла – чем сильнее лекарство – тем сильнее она болела. Вроде медицина развивается, но вирусы становятся более злые, более тяжелые. И это вот прямо визуально наблюдается. Тоже, ковид себя показал… то есть медицина растет и болезни тоже растут. Недаром же, вроде, туберкулез сначала победили, а потом, оказывается, он сейчас поднимается… – Интервьюер: то есть абсолютно снять все проблемы научная медицина не может, так получается? – С.: не может».

  • Иногда высказываются сомнения в квалификации врача.

С. (мужчина, 45 лет): «Ну, я встречал ситуацию, когда тебе выписывают антибиотик. Например, идешь к другому врачу, он смотрит: “А зачем Вам выписали? Это вообще другое…” И действительно, оно вообще не помогает. Он назначает что-то другое, и другое помогает».

В. (женщина, 68 лет): «Очень смешно, когда приходится подсказывать врачу, что нужно сделать. Я два раза ковидом болела. И кашель у меня долго не проходил. Пришла в очередной раз к врачу и говорю: “Ну, в конце-то концов, давайте что-то делать! Сколько уже это может продолжаться?!” –  “Ну, а что Вы хотите?” – “Ну, на физиопроцедуры назначьте (смеется)”. – “У, я могу. Давайте я назначу, могу Вам там УВЧ или что там назначить”. – Самой в голову не пришло».

  • Отмечается избыточная технизация в ущерб непосредственному контакту врача и больного.

В. (женщина, 68 лет): «Но сейчас врачи – они очень надеются на анализы, на различные методы обследования аппаратные, и больных они не умеют смотреть. Они не умеют посмотреть больного и установить диагноз. Вот, например, воспаление легких – они сейчас никогда не поставят. Они просто не умеют. Они не выслушают, не послушают нормально больного. Раньше – ставили, они слушали там, простукивали, и могли сказать, что воспаление легких. А сейчас без рентгена или там КТ они ничего сказать не могут».

  • Медицинская помощь, как правило, – это лечение не больного, а болезни, когда врач «не видит и не слышит» пациента.

В. (женщина, 68 лет): «Слушать-то больного ему особенно некогда. За десять минут ему надо что-то занести в компьютер, что-то там написать. Конечно, у них… они в такие условия поставлены, что они – во всяком случае в наших поликлиниках бесплатных – они, по большому счету, и не могут вникать в проблемы больного. Вот. И корень-то в этом как раз кроется, что у них просто нет возможности…».

  • Выявлена склонность назначать сильные препараты:

А. (женщина, 43 года): «Вот даже сама мама моя: чуть начинает кашлять, а уж тем более … (внук. – Е.К.) начинает кашлять, она начинает хвататься за антибиотики. Врач, педиатр в поликлинике, допустим, назначает ребенку сироп от кашля. Причем этот врач – мамина коллега, они учились вместе. …Мы идем в поликлинику… Врач назначает лекарство. Она (мама. – Е.К.) говорит: “Нет, это слабое лекарство, начинаем пить антибиотики”».

  • Обращается внимание на иногда избыточно специализированный язык, исключающий возможность установления более «дружелюбного» контакта с пациентом:

М. (женщина, 68 лет): «Я не читаю инструкции к лекарствам, вот когда начнешь читать про эти противопоказания – вообще жить страшно становится».

Д. (женщина, 47 лет): «Вот в интернете ты уже ищешь на человеческом языке. В целом же это не очень дружелюбная конструкция. Как в больнице не очень на контакт поставлена эта система, так и в аннотациях этих. Разве это дружелюбный язык? Это же невозможно читать».

  • Отмечена физикализация отношений в сфере медицины.

Д. (женщина, 47 лет): в ситуации, когда родился мертвый ребенок, информанта потрясло отношение к нему как к биологическому материалу, не как к – мертвому, но – человеку. «У меня подруга, она меня помоложе на 9 лет. В прошлом году она родила мертвого ребенка. Ну то есть он уже почти доношенный, все, там оставалось три недели до родов. И вот раз – перестал шевелиться. Родила мертвого ребенка. Почему-то устоявшаяся практика – вот этого ребенка выкинуть, как какой-то отход. То есть просто сказали: “Забирать будете?”  И когда она сказала: “Да”, – они очень удивились. Типа, а что? Для них это, типа, какие-то отходы, класс, там они как-то называются. То есть непонятно. … Все, очень странно. … Но это то, что мне кажется не очень нормальным в сфере медицины у нас».

  • Информантов поражает также проявляющаяся иногда беспомощность и психологическая неустойчивость медицинского персонала.

О. (женщина, 67 лет): «Вот приходишь в поликлинику – они все друг с другом в присутствии пациентов сплетничают о том, кому больше начислили, кому меньше досталось. То есть загнанные они».

Резюмируя отношение информантов к современной научной медицине, можно отметить: типичное отношение – сдержанно-рациональное, иногда – скептическое (В., женщина. 68 лет).

С. (мужчина, 68 лет): «Скорее всего осторожное. С элементами надежды, потому что все-равно надо лечиться, но и с определенной долей скепсиса, так сказать, пессимизма, так скажем».

Это отношение эволюционировало от безгранично-оптимистичного до сдержанного. А. (женщина, 43 года): Медицина «не всесильна, а иногда и далеко не всесильна…. Вот если бы я на этот вопрос отвечала бы до 2020 года, я бы сказала, может быть, что более оптимистичное и более обнадёживающее… отношение (было. – Е.К.)».

Если можно говорить о развивающихся процессах «разволшебствления» медицинского опыта современного россиянина, то триггером здесь является пережитая эпидемия. А. (женщина, 43 года): «А вот в современном, мне кажется, сейчас мире, вообще, стало более сдержанное, после того же ковида, когда мы видели…  Я не говорю там о самоотверженной работе врачей, а именно о том, что наши надежды, от того, что ты придешь в больницу и вот тут же вылечат, они как-то немножко не разрушились, но… более сдержанные стали».

Информанты осознают в качестве перспективной задачи важность гуманистической переориентации современного знания – от «медицины болезни» к «медицине здоровья». А. (женщина, 43 года): «То есть, вот, сейчас как раз акценты смещаются на лечение недугов фактических, вот, болит у тебя горло – на тебе таблетку. Что-то вот такое. А внимание к человеку самому – в каком-то глобальном смысле – оно утрачивается. Хотелось бы развернуть… Читаем с … (сыном. – Е.К.) сказку про зайчика, меня до глубины души потрясло. Там зверятам, как ребятишкам, выдают карточки, и они называются «карточки здорового». Мы всегда: карточка больного, а тут карточка здорового».

О. (женщина, 67 лет): «Идеология здоровья, мне кажется, должна быть как наука, должна преподаваться в школах и вузах, чтобы человек все-таки выбирал опору на собственные силы организма и как-то актуализировал эти силы, что должно быть – чем мы практически не занимаемся».

М. (женщина, 68 лет) высказывает пожелание, чтобы традиционного «опыта болезни» в нашей жизни было бы меньше: «Хотелось бы, чтобы было поменьше медицинского опыта. Лучше бы был другой опыт». Человеку стоило бы думать не только о здоровье и болезни – «как будто бы нет ничего другого. А есть же другие потребности – и в красоте, и в знании. И где их можно удовлетворить?»

«Я не могу сказать, наверное, что я больна, но здорова на сто процентов? – Ну, нет»

Три информанта из поколения детей и один из старшего поколения на вопрос: «Чувствуют ли они себя больными или здоровыми в настоящий момент?» – однозначно и определенно ответили: «Я здоров». Один из них связал это с юным возрастом. В. (мужчина, 45 лет): «Мне кажется, это зависит от возраста. У меня – я здоров». Другой обратил внимание на влияние профессии, в частности, А. (женщина, 43 года): «Мы живем в окружающем мире, видишь ежедневно больше людей, которые молодые, которые-таки настроены оптимистично, смотрят в будущее. И ощущение: я здоров, да». Возрастной информант связал ощущение здоровья с общим позитивным настроем – М. (женщина, 68 лет): «Ведь когда у человека ничего не болит, он не думает о болезнях. Скорее всего здоров, раз живет, работает и радуется».

У остальных информантов в самоощущении выявлялись градации. С. (мужчина, 45 лет) настроен пессимистично: «Мне кажется, на данный вопрос ответит любой возраст по-своему. Чем взрослее, тем более ты к шкале болен, чем моложе – тем более здоров. У меня сейчас средний возраст, я думаю, что у меня сейчас паритет. – Интервьюер: Паритет… То есть как бы между? –  С.: да, между. То есть как бы и не совсем здоров, и жаловаться как-то грех, потому что, наверное, дальше там больше будет, тяжелее. –Интервьюер: А может, дальше лучше будет? – С.: ну, не знаю…».

Д. (женщина, 47 лет): «Типичное ощущение: я устала (смеется)…Поэтому, я, наверное, я не могу сказать, что я больна, но здорова на 100 процентов? – Ну, нет».

А. (мужчина, 69 лет) о типичном самоощущении: – здоров или болен – «Между. – Интервьюер: между, да, промежуточное, недомогание…? – А.: скорее, да. Особенно, если человек много работает и потом возникает интересный феномен – бессонница. Человек не высыпается, устает, еще не высыпается, состояние, может быть, такое: не только недомогание, состояние тревожности может быть, дискомфорта. Такое вот у многих наблюдается… Причем даже у студентов наблюдается, понятно почему: постоянно стрессы какие-то».

Информанты склоняются к признанию: скорее болен, чем здоров. С. (мужчина, 68 лет): возраст требует перенести акцент на состояние болезни – «первую половину жизни ты все-таки не обращаешь внимание на здоровье, а вторую половину и знаний больше о болезнях, о здоровье, о способах поддержания здоровья, симптомах болезней самых разных, поэтому, ну, как бы больше обращаешь внимание на… болезнь. – Интервьюер: то есть вначале, скорее, здоров, а потом, скорее, болен? С.: ну, да, наверное, так».

О. (женщина, 67 лет): «Типичное самоощущение современного человека: я недоспал, я загнанная лошадь, я устал уже с утра. Наша цивилизация гонит человека, и он не высыпается регулярно… Ну если я не выспалась – для меня это абсолютный закон, – если я не выспалась, то токсины все мое тело пронизали, я просто хожу больной, у меня узкие глазки и так далее».

«Фитотерапия – это замечательно»

Информанты отмечают наличие довольно активных поисков в русле альтернативной медицины. С. (мужчина, 68 лет): «Да, конечно, он (россиянин. – Е.К.) обращается, и в массовом масштабе, я бы сказал».

А. (мужчина, 69 лет): «И потом, это увлечение другими какими делами, например, су-джок, потом всякие там виды массажа… Иглоукалывание – давно это уже у нас практикуется… И мне кажется, что народ пытается искать вот такие способы, альтернативные. Либо народная медицина, либо такие альтернативные способы. То есть увлечение усиливается».

Информанты проявляют интерес и осведомленность относительно медицины аюрведы, ведических препаратов (О., женщина, 67 лет, знает и использует «аюрведическое средство румалайя для суставов»), йоги, китайских оздоравливающих практик.

О. (женщина, 67 лет): «У меня он (тип гимнастики. – Е.К.) сложился из суставной гимнастики для суставов и гимнастики тибетских йогов – энергетической. Такой сложный комплекс».

С. (мужчина, 45 лет): «Моя девушка – она делала массаж гуаши3. И вообще, она очень привержена: иглоукалывание… ей это очень нравится. Я, к сожалению, этим не занимаюсь. Но если есть такая возможность, я очень хорошо к этому отношусь. Я думаю, что это, действительно, помогает».

Пока журналисты и ученые ведут дискуссии (Водовозов 2021; Гаман 2021), пациенты примеряют к себе новые техники и практики.

О. (женщина, 67 лет): с научной медициной люди, «безусловно, связывают» свои надежды, «но меня лично в ситуации критической спасла гаряевская матрица, то есть квантовая медицина, которая весьма прогрессивна для нынешнего состояния медицины, но которая бойкотируется практически официальной медициной, и у нас как бы идет в ранге народной медицины. Квантовая медицина, основанная на матрице Гаряева, Гханама и прочих людей, которые работают в этом направлении. – Интервьюер: Гаряев, Гханам – это врачи? – О.: Это физики, скорее, потому что матрицу нужно создать, снимая сканы, так сказать, вибраций со всех природных здоровых организмов – минералов, растений, людей и так далее».

С. (мужчина, 45 лет): «Фитотерапия – это замечательно».

Д. (женщина, 47 лет): «Я сталкивалась с людьми, которых называли экстрасенсы. И в принципе, наверное, если бы мне сказали что-то до этого, мне бы показалось, что этого быть не может, нет, не может, ну не может такого быть. Ну, я, правда, была подростком, но я это очень хорошо запомнила. То есть, когда человек вокруг тебя водит руками, а ты вслед за ним начинаешь просто качаться – очень производит впечатление, и ты ничего не можешь сделать, оказывается. И был случай еще, еще одна женщина была – она головную боль снимала руками. Ну, то есть я это почувствовала на себе и как-то удивилась. … Ну, вот я как-то думаю, что такое присутствует (смеется) … Наверное, если что-то острое будет, то я смогла бы поверить какому-то такому человеку».

Результаты обращения к альтернативным практикам различны. Один информант сообщает, что его «квантовая медицина спасла» (О., женщина, 67 лет). Другой говорит о неудаче – А. (женщина, 43 года): «А подруга у меня, она страдала от бесплодия, она обращалась к альтернативным практикам, китайской медицине, иглоукалыванию. Ее там всю искололи… Лечили, но результат не был достигнут».

С. (мужчина, 45 лет): «Ну да. То есть я эти вещи видел, слышал и сам тоже. Так что я к этому отношусь нормально. Ну, не всегда это работает, и много такого. Но иногда работает».

Подчеркивается необходимость соответствующего внутреннего настроя при обращении к восточным практикам. В. (женщина, 68 лет): «А восточные медицинские практики – на мой взгляд, в них нужно верить. Если ты в это веришь, они могут помогать, если не веришь…»

Информанты, таким образом, подтверждают широкое использование альтернативных медицинских практик, предлагая следующее объяснение.  А. (мужчина, 69 лет): «И дороговизна и отчасти, может быть, недоверие есть. И потом, посмотри, что [неразб.] в поликлиниках – это поток идет какой-то. И мне кажется, здесь есть и недоверие, бесспорно. А сколько сейчас стоят препараты? Сумасшедшие деньги».

А. (женщина, 43 года): «Еще мне кажется, чем сложнее времена, или чем сложнее болезнь, тем больше человек склонен к этим практикам».

«Даже врачи иногда посылают к бабушкам»

Специального комментария заслуживает отношение к народной медицине. Информанты подтверждают довольно активную практику обращения к целителям. А. (женщина, 43 года): «И люди, например, современные – просто раньше такой возможности не было – они обращаются сейчас более активно к альтернативным практикам, а раньше – к народной медицине. То есть у нас это есть принятие. Помимо врачей…. У меня мама, когда болела, с психикой у нее было, очень давно, мы ее тоже возили. Причем раньше, это где-то, знаете, в годы, может быть 94-й год, мы возили в деревню специально. И вот там в бане что-то она делала. Траву давала пить. Я не знаю, насколько совершение обряда (определяется. – Е.К.) как народная медицина. Здесь народная медицина значит, что ты заменяешь лекарства чем-то другим? Ну вот, ее травами поили».

Из рассказов информантов возникает целая коллекция случаев обращения и получения конкретной медицинской помощи от целителей самими рассказчиками или их близкими. С. (мужчина, 45 лет): «У меня на ноге был какой-то нарост непонятный. Убрать не мог. Приехал к бабушке в деревню. Она зарубила курицу. – “Ну, это мы сейчас вылечим”. Зарубила курицу. Кишки, она что-то там помазала, что-то пошептала. Это закопали, залили водой – вот они. “Через пару дней у тебя все пройдет”. – Через пару дней все действительно прошло. Что это было, я не знаю…».

А. (женщина, 43 года): «(Близкий человек. – Е.К.) мне рассказывал: в детстве у него было много каких-то бородавок. … И вот, его бабушка сводила к другой бабушке, та ему их чем-то смазала, там у нее был еще какой-то магический обряд, который меня раздражал – ну вот с точки зрения, что я лично в это не верю… Какие-то узелки она над этими бородавками завязала, потом закопала эту верёвочку в землю. И у него через месяц, как он утверждает, бородавки сошли».

Отмечается, что «к бабушкам» иной раз отправляют сами врачи. А. (мужчина, 69 лет): «Даже врачи иногда посылают к бабушкам, чтобы они там заговорили какую-то болячку… Да. Случай был, очень интересный случай. У (сына. – Е.К.) вот здесь косточка выросла, вот на этом месте. На себе, говорят, не показывают, но тем не менее. И вот, пошли к врачу. Знаешь, что он сказал? “Либо надо резать, либо посетите бабушку”. То есть врач сказал: Посетите бабушку, чтобы она “заговорила”.  А у нас родственница была, село (такое-то. – Е.К.), считалась деревня колдунов, (такого-то района. – Е.К.), там у меня тетка, короче. Так она, такая косточка, собачья полированная косточка, небольшая. Вот она прикладывала, да, несколько раз говорила определённый набор слов… И все. Все прошло. То (жена. – Е.К.) ездила – на ноге у нее косточка была – прошло. Что это такое вообще?»

Обращает на себя внимание сама реакция рассказчиков, это изумленное вопрошание, не отрицающее возможности чуда, веры в волшебство.

В целом, мы видим по результатам бесед с информантами, что отношение к народной медицине – положительное, иногда даже возвышенное. О. (женщина, 67 лет): «Практически священное отношение у меня к Аюрведе, русской народной традиции. Наши деды вообще ничем не болели. У них был деготь. У них был веник берёзовый или там еще какой-то. Крапива́. Кровохлёбка. Были все травы, которые все излечивали. Была смолка кедровая для того, чтобы зубы были все здоровые и так далее».

Вместе с тем звучат и вполне трезвые оценки. В. (женщина, 68 лет): «В народной медицине очень много шарлатанства, и тут просто не знаешь, чему верить… И нужен, конечно, очень хороший специалист, разбирающийся в тех же травах, их сочетаниях, как их готовить – тут можно очень по-разному. Тут все очень сложно».

«Уязвимым у человека является сердце … как результат опять же переживаний»

Ответ на вопрос о наибольшей уязвимости конкретных систем и функций, с одной стороны, демонстрирует медицинскую эрудицию информантов, а с другой – приоткрывает культурную детерминированность медицинского опыта.  По материалам опроса подтверждается мысль Л. Пейер (Пейер 2012) о сформированных и закрепленных в разных культурах – в мифологии, искусстве, культурном сознании в целом – разных телесных доминантах. Следуя этой логике, мы обращали внимание на выделенность в культурном русскоязычном сознании таких органов, как сердце и органы дыхания (Кириленко 2012).

С. (мужчина, 68 лет): «Я знаю, что в России сердечно-сосудистые болезни чуть ли не на первом месте находятся».

М. (женщина, 68 лет): «Сердце, наверное, потому что все остальное не так опасно для жизни».

Д. (женщина, 47 лет): «Ну, у меня в представлении сердечно-сосудистая система, конечно, потому что, ну, вот я знаю, что по статистике это, вот, базовая причина смерти, во-первых. Во-вторых, в родне у нас много такого».

В. (мужчина, 45 лет): «По статистике – это в первую очередь, конечно, сердце, сердечно-сосудистая система. Заболеваемость и смертность от заболеваний сердечно-сосудистой системы – она, практически, на первом месте. А второе, это онкологические заболевания. Здесь уже не важно, какие конкретно органы. Онкология может поразить любые органы».

А. (мужчина, 69 лет): «Сердце и, пожалуй, ЖКТ… И самый подлый у нас орган – кишечник. Потому что у него нет таких болезненных рецепторов, поэтому там развивается у тебя, а ты не чувствуешь, все нормально вроде, кажется. Там всякие полипы, эрозии всякие могут быть, это может быть, но не замечается ничего, а потом спохватываешься, а поздно бывает».

В. (женщина, 68 лет): «Ну, несомненно, в наше вирусное время – это ЛОР- органы. Несомненно, желудочно-кишечные, поскольку питание часто бывает нездоровым, ну и, конечно, стрессы, сердечные. Я бы сердечные на первое место поставила. И онкология. Очень много онкологии».

С. (мужчина, 45 лет): «Ну если в массовом сознании, то, конечно, печень, сердце, ЛОР-органы. Ну, если в массовом».

В ответах информантов повторяется указание на сердечно-сосудистую систему. Это приоритетное внимание обосновывается рационально, но, возможно, имеет более глубокую, архетипическую подоснову.

А. (женщина, 43 года): «Уязвимыми у человека являются сердце – ну это, может быть, как результат, опять же, переживаний. А ЖКТ – это … пренебрежение людьми культурой питания, это вот сто процентов. А еще, мне кажется, что психические эти все наши переживания – они тоже очень бьют по этой системе. ЖКТ мне кажется очень-очень… Сердце – оно же и кровь по организму гонит и, с другой стороны, это же и – как сказать – сосредоточие эмоций наших. Вот это выражение: сердце сжимается – оно же не только от страха сжимается, оно же и от каких-то твоих внутренних переживаний … Сердце, конечно…».

О. (женщина, 67 лет): «Ну, наверное, с точки зрения экологии, – легкие, потому что это воздух, это то, что наполняет нас, хотим мы этого или не хотим. Пищу мы все-таки выбираем, а воздух – он такой, какой есть. Сердце? Напрасно сделали из него такую уязвимую систему, потому что мы сами не следим за этими перепадами давления, которые сами провоцируем себе этими самыми стрессами. Нужно спокойно относиться к жизни, как казахи. – “Как Вы расслабляетесь?” – “А я не напрягаюсь”. – Интервьюер: А вот Вы сказали: из сердца сделали устойчивое представление… То есть мы можем предположить, что в культурном сознании сердце обладает какой-то выделенностью? – О.: ну, безусловно. Потому что большая статистика по сердечно-сосудистым заболеваниям и смертям – инсультам, инфарктам».

«И мне очень нравится: когда из бани выбегаешь – в сугроб или снег»

Особое место в блоке вопросов о телесной гигиене занимает вопрос о бане. Баня с ее способностью вызвать сильные, напряженные, избыточные по интенсивности переживания – традиционная форма телесной жизни в культуре чрезмерности и крайних состояний (Аверинцев 1988).

Интервьюер: «То есть мы имеем дело с некоей традиционной практикой ухода за телом? – В. (женщина, 68 лет): … несомненно, это сидит в нас очень глубоко.  И баня это некий такой… Как ее назвать…».

Баня устойчиво сохраняется в быту россиянина – в отдаленном прошлом и в настоящем. М. (женщина, 68 лет): «А вот, все-таки в деревнях, вот, такой стандарт был. Ну баня – да, раз в неделю. Но она всегда была открыта. Там всегда стояла вода, всегда можно было вылить на себя пару ковшей».

А. (женщина, 43 года, ей рассказывает близкий друг. – Е.К.): «Мы с дедом – это, наверное, годы (ну, в 69 году родился), ну, может быть, семьдесят какой-то, – в Тайге брали веник, ходили в баню раз в неделю. – А между этим как (мылись. – Е.К.)? Он: ну, как-то там в тазике».

Специфика прогревания в бане – смена контрастных состояний с переживанием сильных эмоций. В. (женщина, 68 лет): «Нет, это, действительно, определённое получение удовольствия, действительно, для тела. Конечно, всё равно там – то пар, нагрев, потом резкое охлаждение. Это дает то, что ты в ванной не получишь, конечно».

А. (женщина, 43 года): «И мне очень нравится: когда из бани выбегаешь – в сугроб или снег. Ну это ощущение, когда ты вышел, – это тоже, мне кажется, для здоровья полезно».

Любимые контрастные состояния достигаются и помимо бани. М. (женщина, 68 лет): «Я очень долгое время ходила купаться в прорубь, но это не для здоровья. Это, скорее всего, для удовольствия было. Компания, по воскресениям, окунешься, чаю попьешь.  Но чтобы это было для здоровья… (с сомнением). Хотя вот эта компания, которая вот это делает, это первоначально было с целью … оздоровления».

Следует признать, что этот вариант времяпрепровождения не просто массово распространен, но выполняет множество специальных функций, помимо гигиенической и оздоравливающей. В. (женщина, 68 лет): «Баня сейчас во многом для большинства людей – это удовольствие какое-то, мероприятие, куда ходят не мыться, а ходят получать удовольствие: попариться, поплавать в бассейне, пообщаться там с подругами или там мужчины – с друзьями. Поэтому … баня перестала быть объектом, предметом гигиены, так сказать. Она другую функцию стала выполнять. Ну и естественно, там, где неблагоустроенное жилье, там баня продолжает свою изначальную функцию выполнять».

С. (мужчина, 45 лет): «Это средство расслабления. Если она своя, на даче – это средство расслабления. Если собирается компания куда-то в сауну, конечно, это общение… Если раньше это было алкогольное, то сейчас это больше общение, расслабление, но меньше такого алкогольного угара, как раньше было».

О. (женщина, 67 лет): «Баня раз в неделю – она дает полное очищение: все поры раскрываются, и этого эффекта хватает…».

В. (мужчина, 45 лет): Баня – это «релаксация, оздоровление, общение». О бане рассуждают как элементе, упорядочивающем повседневную жизнь современного россиянина. Часто поддерживается идея еженедельного ритма.

А. (мужчина, 69 лет): «Конечно, бесспорно, это либо суббота, либо воскресение. Вот, смотря как ты работаешь, где работаешь. Мы в воскресение обычно моемся… Кто-то в субботу. Кто-то ходит в пятницу в баню. Ну, смотрят там по времени, когда сходить. Так что здесь четко все… – Интервьюер: То есть, Вы тоже так построили свою жизнь, что стараетесь еженедельно в бане бывать? – А.: Естественно. А как можно еще иначе? Это норма».

В. (мужчина, 45 лет): «… Среди моих знакомых очень многие посещают баню по конкретным дням. То есть в субботу. В пятницу или субботу. – Интервьюер: То есть, еженедельно? – В.: Еженедельно… Причем достаточно много знакомых».

Н. (мужчина, 40 лет): «Ну, мы сейчас ходим в баню раз в две недели».

А. (женщина, 43 года): «Мне кажется, (ритм посещения бани. – Е.К.) у молодого поколения (абсолютно точно у меня) существует…. Стараемся, это когда зимой, в баню раз в месяц».

В этой связи посещение бани обрастает множеством ритуальных элементов. А. (мужчина, 69 лет): «Часть людей до сих пор ходит с вениками. Затем есть такая баня на Островского. Песочки. Такая старинная баня, баня Песка. Там банщик проводит целый ритуал. Он читает лекции прямо там. Собираются мужики. Они в шапках там сидят, а он там им рассказывает, всякие движения – движения заставляет делать. Потом они начинают париться – вообще культура целая у нас есть, оказывается… Ну, вот по поводу этого мужика. Представляешь, гонг раздается, и все бегут туда, в парилку, сначала там всё выметают, моют, и вот это мужики, знаешь, – как на стадионе – усаживаются и ждут его. А он командует ими».

Баня – популярное, традиционное и вневозрастное увлечение. А. (мужчина, 69 лет): «Это точно ритуал массовый, абсолютно».

В. (женщина, 68 лет): «Ну я знаю довольно много людей, которые посещают баню… – Интервьюер: Это увлечение молодых или тут нет каких-то ограничений?  – В.: Я думаю, что все здесь… вовлечены, да. … Создаются свои коллективы среди пенсионеров. В третью баню нашу придите – вон сколько там народу. В утренние часы там пенсионерки тусуются. В выходные – молодежь… – Интервьюер: А Вам приходилось участвовать в таких мероприятиях?  – В.: Конечно, не далее, как вчера».

С. (мужчина, 45 лет): «Я баню не люблю, но с кем я живу, она очень любит баню, и мне тоже приходится ее терпеть. Мне жар очень не нравится. Но в принципе тоже иногда с удовольствием хожу в баню… Баня популярна».

«По-моему, это нормально… Не интересоваться, конечно»

В отношении к телу ситуация противоречивая, и вместе с тем изменчивая. Прямой ответ о преобладающем равнодушии к телесной жизни является массовым.

М. (женщина, 68 лет) на вопрос: в нашей культуре жизнь тела с ее какими-то значимыми параметрами – это важная тема или она периферийная? Отвечает: «Мне кажется, периферийная».

А. (женщина, 43 года): «Равнодушие, конечно…У нас, знаете, эта пословица, она грубая, конечно: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Пока у нас, мне кажется, человек русский не заболеет серьезно, он никуда не пойдет, он ничего не будет делать. Я просто вспоминаю папин пример. … Он начал кашлять кровью году в 2003. Что он делает – ничего он… не делает. Он продолжает курить, он не делает ни одного обследования. А потом обнаруживают рак легких. А уже в такой степени, когда это не операбельно и лечить невозможно».

Д. (женщина, 47 лет) об интересе к жизни тела: «мне кажется, что это только у каких-то отдельных групп… у спортсменов там, еще у кого-то. Но в целом что-то я такого не фиксировала».

Старая норма – не интересоваться жизнью тела – дает о себе знать. В. (женщина, 68 лет): «Ну я хочу сказать, что те люди, с которыми я сейчас преимущественно общаюсь, это люди моего возраста, они, естественно, знают – и сахар, и холестерин, и давление меряют. Но для молодого нормально всем этим не интересоваться. По-моему, это нормально…. Не интересоваться, конечно. Пока гром не грянет…»

Информанты обращают внимание на то, что большее равнодушие демонстрируют мужчины, нежели женщины: А. (мужчина, 69 лет): «Я считаю, что тем, кому за 60–65, женщины, – поголовно озабочены, или почти все. Не знаю, на 90 процентов с лишним, мужчины – в меньшей степени [неразб.], … но когда-нибудь коснется. Такова мужская природа».

При сохранении несколько отстраненного отношения к жизни тела можно заметить некоторые новации. Свое артериальное давление знают почти все. Не знают двое из поколения детей (С., мужчина, 45 лет: «К сожалению… к счастью, я пока за этим не слежу»). Но даже равнодушный С. (мужчина, 45 лет) чувствует императив: «…наверное, надо интересоваться в большей степени, чем сейчас это делаю. Но по факту, наверное, не интересуемся».

Отмечены новации в практике телесной жизни: внимание, наблюдение, контроль. А. (женщина, 43 года): «у меня, просто, мама, когда заболела тяжело, инсульт был диагностирован, после этого мы завели, как кошку и собаку, тонометр, и я стараюсь, не каждый день, конечно, но по выходным я замеряю давление, и знаю, да, оно у меня немножечко понижено».

Д. (женщина, 47 лет): «Я сама слежу за своим давлением, потому что (есть. – Е.К.) давление…».

Ни один информант не поддержал мысль о том, что здоровое тело – большое, естественно развивающееся, природное, богатырское, могучее. С. (мужчина, 45 лет): «Ну, богатырское – не всегда. Я встречал людей богатырских, но не совсем здоровых».

А. (женщина, 43 года): «Вот мне кажется, что визуально оно гармонично стройное. То есть это должно быть тело не толстое. Не тонкое. Оно должно быть таким очень…стройным и гармоничным, да».

О. (женщина, 67 лет): «То есть культуристский качок какой-нибудь? Это страшно просто смотреть, особенно когда девушки…. Я вижу вот старичков, которые очень мало кушают, бегают как кузнечики, бодры, веселы, тащат огромный воз проблем. При этом они тощие, но крепкие».

Образ идеального тела обозначила Д. (женщина, 47 лет), рассказавшая о 73-летнем родственнике: «И два года назад буквально, когда он шел, со спины смотришь и думаешь, что это идет мужчина лет 35. Он пряменький – вот эта осанка (важно, осанка!). Он очень пружинисто шагает, вот, как бы походка уверенная, быстро идет. При этом … никакого там богатырского сложения нет. Просто в нормальном весе, в нормальном состоянии, несмотря на возраст».

Инерция равнодушия к телесной жизни дополняется иным опытом: внимательного и осмысленного отношения к закономерностям телесной жизни. О. (женщина, 67 лет): «Вот изначально господствует достаточно гармоничный организм наш, но не выдана инструкция при рождении, как этим организмом пользоваться. И инструкции мы себе нарабатываем сами в течение жизни. Ну, и сами ближе к концу, когда мы начинаем заболевать, организм расстраивается, мы, наконец, начинаем интересоваться, как с холестерином, давлением, и как он вообще функционирует… Нужно вводить со школьных или садовских – как пользоваться нашим организмом правильно: как правильно питаться, пить, что пить-есть… Да. Мы невежественны. А оно (тело. – Е.К.) в тысячи раз умнее нас».

Многие информанты отмечают: современные условия жизни – доступность информации в интернете, периодические профосмотры – делают возможным и необходимым изменения отношения к знаниям о телесной жизни.

На вопрос: готов ли пациент самостоятельно разобраться в механизмах своего заболевания и обоснованности назначенного лечения – В. (мужчина, 45 лет) ответил: «Это сейчас с уровнем развития интернета любой пациент, который получает диагноз от врача, первым делом бежит и смотрит. – Интервьюер: То есть, это такое осмысленное, осознанное…? – В.: Однозначно, все сразу осмысленно пытаются разобраться».

«Очень много бабулек, которые ходят – скандинавская ходьба»

Информанты не идеализируют ситуацию с профилактикой болезней. С. (мужчина, 68 лет): «…Профилактика – это не наш конек…  Скорее всего, когда на горе рак свиснет, тогда начинается лечение…». Тем не менее сдвиги в этой сфере есть: «Физкультурой там занимаются, водные процедуры тоже распространены, тот же холодный душ – достаточно распространено. Я не скажу, что это 100-процентный охват всех».

Наблюдения, касающиеся роста интереса к профилактическим практикам, проговариваются в интервью часто. А. (мужчина, 69 лет): «…тенденция усиления внимания (к профилактике. – Е.К.)  бесспорна. Стало – вот мы ходим на лыжах – очень много бабулек, которые ходят – скандинавская ходьба… Молодежь стала больше заниматься здоровьем. Потом, сейчас переполнены эти фитнесс-клубы, и прочие заведения. Тренажеры – полно.  У нас построили гармонию на “Кедре” – такое здание, знаете? … Огромное здание такое, очень богатенькое, там очень много народу ходит, хватает. Так что тенденция к росту внимания бесспорна».

С. (мужчина, 45 лет): «Я думаю, что вот фитнесс-клубы – больше стало. Слышал, что закаливания тоже много начали практиковать. … Ну и спортом многие начали заниматься, это возвращается. – Интервьюер: А Вы не занимаетесь? – С.: Нет, к сожалению».

Меняется внимание к телесной гигиене. А. (женщина, 43 года) о воспитании сына: «Я приучаю к душу обязательно вечером, он у меня – даже во сколько бы мы там не ложились, обязательно перед сном – душ. И он: “Мама, мы пошли”, – и мы обязательно идем. То есть у современных людей это, мне кажется, стремление, потребность в чистоте телесной – оно более ярко выражено».

Отмечается значимость практик, имеющих общеоздоравливающий эффект. Д. (женщина, 47 лет) о роли прогулок: «Я считаю, что это, вот, одна из самых значимых составляющих. Если ты еще живешь в благоприятном климате, ну, вообще хорошо. Я вряд ли могу наш климат считать благоприятным, ну, потому что, ну что это такое – сейчас будет полгода темно, сыро, холодно. Вот. Когда мы там выезжаем куда-то, типа, вот даже в Хакасию мы ездили, то есть, ты приезжаешь и чувствуешь, что ты впитываешь в себя энергию. Мне кажется, это очень здорово».

Новым в поведении потенциальных и реальных пациентов является то, что формируется ответственность не только в отношении собственного здоровья, но и в отношении здоровья окружающих. Ответственность за возможное инфицирование окружающих осознается и служит основанием формирования новой моральной нормы. М. (женщина, 68 лет): «Если раньше больной, когда приходил на работу, это считалось актом героизма, а сейчас такой человек – он последняя сволочь: ходит и заражает (смеется) … Поэтому говорят: “Сидите дома и ни в коем случае” … Это сейчас норма такая».

«Да, просто принципиально не употребляют алкоголь»

Осознанное, регулируемое отношение к еде приходит на смену спонтанному и нерегулируемому питанию. В целом картина здесь двойственная, что соответствует традиционно полярной характеристике медицинского опыта в национальной культуре.

С одной стороны, отношение к еде традиционно гедонистическое. В. (женщина, 68 лет): «…Естественно, если нет каких-то жестких ограничений здоровья, конечно, многие люди предпочитают покушать повкуснее».

С. (мужчина, 68 лет): «Для большинства, абсолютного большинства, до сих пор, мне кажется, вопрос в том, чтобы наестся вкусной еды, а уж о диете – это, знаете, на втором-третьем месте. Лишь бы пожрать хорошо».

А. (женщина, 43 года): «Вот если брать наше население в целом – еще пока в приоритете вкусное. И у меня в приоритете вкусное, к сожалению… Я сама иногда… Вот идешь, думаешь, господи, сил нет никаких. Я захожу в магазин, я покупаю себе чипсы. Я понимаю, что это вообще гадость, но я начинаю это есть».

Приоритет вкусного (как одной их важных радостей жизни), тем не менее, чреват, по мнению информанта, негативными последствиями общекультурного порядка. М. (женщина, 68 лет): «Современный человек, все время поедая вкуснятинку и вкусняшки, он лишает себя ощущения праздника…. Так постоянное удовольствие приводит к нивелированию самого образа удовольствия, если оно постоянно… К сожалению, это характеристика нашей жизни».

С другой стороны, формируется более внимательное и дифференцированное отношение к еде. Д. (женщина, 47 лет): «В приоритете вкусное и правильное… 50 на 50, мне кажется. То есть у нас много людей за этим следит… Другая часть не следит, вот и все».

В. (женщина, 68 лет): «Но, на самом деле, есть целая категория людей, на мой взгляд, их больше, которые именно не употребляют, например, сахар, ограничивают хлеб, допустим, мясное ограничивают. И не имея там особенно повышенного сахара, тем не менее они его ограничивают, зная, что это может привести к каким-то последствиям».

А. (женщина, 43 года): «То есть, есть какие-то фанатики в хорошем смысле, которые прямо пропагандируют и сами строго следуют. Но это вообще процент очень небольшой».

Отчетлив уклон в сторону обращения к здоровому питанию. В. (женщина, 68 лет): «Сейчас часто стали встречаться люди, которые не употребляют алкоголя. И причем среди именно молодых… Я таких встречала… Да, просто принципиально не употребляют алкоголь… Я считаю, что это распространяется сейчас».

Избирательное отношение к еде проявляется и в актуальности темы национальных традиций питания. Еда осмысливается не только функционально-физиологически, но и культурно-символически. На вопрос интервьюера: можно ли говорить о присутствии элементов русской национальной кухни в структуре питания? – В. (женщина, 68 лет) отвечает: «Ну, несомненно… Щи, борщ, я думаю, в каждой семье…. Пирожки стряпают.  Нет, ну и молодые тоже стряпают… Дело в том, что в русской традиции как раз нет избыточного углеводосодержания. Это как раз эта избыточность из-за всяких этих сладостей, сладких напитков».

О. (женщина, 67 лет): «Ну кое-какие традиции существуют. В основном опять-таки связанные с излишествами: пельмени, блины, вот эти масленичные всякие угощения, варения сладкие. – Интервьюер: Почему-то кажется важным поддерживать эти… – О.: Я бы хотела, чтобы мы занялись своей национальной кухней. Она была очень здорова и полноценна».

В. (мужчина, 45 лет): говорит об обязательном присутствии элементов национальной кухни в рационе и приводит примеры: «Например? Ну, я не знаю, солянка, борщ, пюре, котлеты, жаркое, там, винегрет, вот такие…».

Тенденция следования здоровому и правильному питанию проявляется в разных стратах. Она характерна для людей старшего возраста с их возрастными медицинскими проблемами. А. (мужчина, 69 лет): «А вот старшенькие – вот тут я думаю большинство уже смотрит: чем питаться, смотрит внимательно [неразб.] – кому-то сахар противопоказан, кому-то мучные изделия (ну, понятно, это к сахару имеет отношение), кто-то уже не употребляет свинину – какое-то постное мясо».

В. (женщина, 68 лет): «Ну, несомненно, есть представление, что есть вредная и полезная пища. Например, полезно кушать овсяную кашу, полезно кушать овощи и фрукты, не полезно кушать много сладкого, мучного…».

О. (женщина, 67 лет): «Да, я практикую диету, водная диета один раз в неделю – 24 часа. Либо 48–60 часов раз в три недели. То есть, если я не успела, допустим, в прошлый понедельник поголодать и в этот, значит, голодать буду в понедельник и во вторник. Это голодание. На воде. Что еще? Есть продукты, которые предпочитают наши органы. Например, у меня связочный аппарат поврежден – он любит редьку, он любит кунжут, он любит пшенку и так далее. То есть, да, я стараюсь подкармливать органы – что они любят».

М. (женщина, 68 лет): «Я все время борюсь, борюсь с лишним весом, но он меня побеждает…. Я сторонник скудного питания: творог, сыр, мясо. Увы – никаких пирожных в доме, никаких пряников. К сожалению… В принципе, я согласна с академиком Амосовым, который говорил, что еда должна быть не очень вкусной и простой».

Но активно и положительно реагирует и поколение «детей» на вопросы о правильном питании. С. (мужчина, 45 лет) отмечает, что тема здорового питания «очень актуальна… По крайней мере, в моем окружении вопрос по диетам возникает периодично. И конечно, это не вкусное, а более правильное питание…. Например, дефицит витамина А – это морковку надо есть и так далее и тому подобное. То есть я абсолютно согласен. – Интервьюер: А, вот, скажите, диеты – они формируются стихийно, или есть какие-то отработанные программы, которые предпочитают? – С.: Ну, вот в моем окружении, у меня лично – стихийно. А вот та девушка (близкий друг. – Е.К.) … – она пытается не стихийно, а чего-то придерживаться».

В. (мужчина, 45 лет): «В моем конкретно уже возрасте   стоит обращать внимание и на правильное… Исключение жирной пищи, исключение острой пищи, жареной… Да, быстрых углеводов».

Молодые владеют информацией об оздоравливающей функции еды. В. (мужчина, 45 лет): «Ну, вот самый простой пример – это корень имбиря, чеснок при некоторых видах заболеваний».

А. (женщина, 43 года): «Но в принципе, то, что едой можно лечить, – это сто процентов. Какая еда как лекарство, – не знаю, ну даже в нашей культуре, мне кажется, это каши, молоко, бульон куриный как лекарство. То есть традиционно что-то жидкое. Что-то связанное с текучестью – вот, это все может восприниматься как лекарство… Я как-то задумалась, как профилактику онкологии проводить – помидоры. И я всегда, когда помидоры употребляю, – томатный соус или что-то, потому что там ликопина4 много».

М. (женщина, 68 лет) обращает внимание на то, что современная молодежь чувствует себя в этой теме более уверенно, чем старшее поколение: «Когда общаешься с людьми моложе, они более втянуты в эту сферу медикализации, больше знают и о лекарственных свойствах продуктов, и о диетах, и о процедурах, и о массаже. Намного больше».

Впрочем, по наблюдению старших, реальная культура питания молодежи далека от идеала и не способствует поддержанию здоровья. А. (мужчина, 69 лет): «…они питаются очень плохо, они питаются хот-догами, всякой этой собачьей пищей – я так называю, шаурма и так далее. Они просто не успевают… У них просто нет времени, они садят желудок, и у них зачастую гастрит появляется к четвертому курсу…».

В. (женщина, 68 лет): «Мы раньше не ели столько сладкого. Да, у нас были и более качественные конфеты, и настоящий шоколад, но вот этого не было – прямо на каждом шагу, что ты ешь. Все-таки конфеты мы ели по праздникам. Нам дарили подарки, мы ели конфеты какое-то время. А потом понемножку, ну, очень ограниченно было. А сейчас, действительно, дети очень много едят сладостей».

М. (женщина, 68 лет): «Я … очень сочувствую современным детям, для которых каждый день конфеты, каждый день пряники, каждый день пирожные. Нет, я считаю, что это должно быть атрибутом праздника, субботы, воскресения».

Вместе с тем желаемое – разумная и продуманная организация питания – не всегда становится действительным. С. (мужчина, 45 лет): «Хочется, но не всегда получается».

Н. (мужчина, 40 лет): «Присутствует (тема правильного питания. – Е.К.), но не в приоритете… То есть должна быть и зелень, и фрукты, и овощи, и мясо, и рыба, и углеводы, и орехи, и прочее. То есть все должно быть в рационе. Но я не считаю и не…, короче, не загоняюсь по этому поводу, что нужно все высчитать».

О. (женщина, 67 лет): «Ну как всегда: мечтаем о правильном. Едим вкусное».

С. (мужчина, 68 лет): «На уровне разговоров – да, это много разговоров о диетах, полезных свойствах продуктов. В реальной практике употребления продуктов это как бы отходит на второй план. Люди едят что хотят, что купили и что есть, не думая, не размышляя над их полезными свойствами».

«Естественная аномалия»

Болезнь может восприниматься как норма, повседневное сопровождение жизни, способное к тому же вплетаться в социальную практику – А. (мужчина, 69 лет): болезнь «…воспринимается как обычное, да, естественное… И потом, многие даже любят апеллировать к болезням, чтобы меньше работать. Такие люди есть».

На вопрос интервьюера: «Каково отношение к болезни: это что-то ненормальное или вполне естественное?» – С. (мужчина, 45 лет) отвечает: «Так же, как и к смерти. … Но это неизбежно… Да, это природа».

В. (женщина. 68 лет): «Ну, естественная аномалия».

А. (женщина, 43 года): «Мне кажется…, что это естественное состояние… это не воспринимается как что-то сверхъестественное… Как определённый этап в жизни организма, который наступает».

С. (мужчина, 68 лет): «Попросту говоря, абсолютно здоровых людей после сорока в общем-то и не бывает. Поэтому это (болезненное состояние. – Е.К.) в этом смысле нормально».

М. (женщина, 68 лет): «Вполне естественное состояние, которое периодически возникает. Так сказать, хаос, который является основой будущего порядка. Мы все-таки самоорганизующиеся системы».

Особенной является реакция Н. (мужчины, 40 лет): болезнь – «наверное, это все-таки аномалия».

В целом информанты, опираясь на эмпирический опыт, не склонны противопоставлять внешний и внутренний факторы, влияющие на развитие заболевания. В. (женщина, 68 лет): «Ну, я думаю, что и то, и другое. Несомненно, экология влияет на возникновение разного рода заболеваний. Несомненно, влияет наш образ жизни, наша скученность, то же распространение вирусных заболеваний, да, но в то же время ослабление организма, несомненно, влияет, вот, в частности, возрастные изменения, куда от этого денешься, несомненно».

В. (мужчина, 45 лет): «Ну здесь, наверное, стоит понимать, какое заболевание конкретно. То есть если это, например, инфекционное заболевание, то, конечно, это, в первую очередь, результат внешнего воздействия. Но многие заболевания, они имеют все-таки – если уж совсем упрощать – износ внутренних органов и систем».

Но если обсуждать эту проблему как вопрос о доминирующей в культуре модели восприятия природы заболевания, то приоритет отдается формуле: болезнь – результат внешнего вторжения. А. (мужчина, 69 лет): «Вот если брать общественное сознание, я, скорее всего, думаю, что это – внешний фактор. Как говорят любимой фразой: “Я подцепил”».

А. (женщина, 43 года): «Но вот с точки зрения понимания природы заболевания, отношения к болезни как к чему-то чужеродному, которое в тебя вторгается, – вот оно есть».

М. (женщина, 68 лет): «Мне кажется, что внешнее воздействие. Жизненная ситуация: мы вирус подхватим, какое-то заболевание – все это извне. Все это ослабляет организм, а потом организм сам продуцирует болячки, болезни… Ну и потом – жизненный опыт. Рождается ребеночек – вот если нормальный, здоровый ребенок, а потом начинаются болезни, конечно, они набрасываются на тебя: корь, грипп сначала, и бог знает, что».

Если болезнь переживается как нечто, вторгающееся извне, то предпочтительна радикальная стратегия лечения – борьба с болезнью. Об этом говорит А. (мужчина, 69 лет): «Кажется, это в ментальности нашей сидит. Причем резко так все сделать. Быстренько. Встать на ноги».

На вопрос интервьюера о способах лечения – «Вот скажите, пожалуйста, что ожидает наш пациент: такая наступательная, агрессивная какая-то терапия – или мягкая, осторожная? Чего ждет пациент?»  С. (мужчина, 45 лет) отвечает: «Ну, опять же, я жду всегда агрессивного… Если надо там печень, прямо… ну и ладно там, потерпим».

Д. (женщина, 47 лет): «Ну, проблема была в чем? Что я сильно простыла сразу, как из роддома выписалась. Ребенок маленький, и я с температурой и со всеми делами. И педиатр сказала, что, конечно, нежелательно, грудное вскармливание (неонатолог у нас был хороший), ну вот есть препарат, я его выпила, меня переколбасило просто за ночь, но на следующий день была – как огурец. Наверное, не очень хорошее действие на организм, но оно помогло. Мне надо было быстро, мне надо было сразу».

Соответственно, встречает одобрение стратегия применения интенсивной лекарственной терапии. С. (мужчина, 45 лет): «Я всегда думал, что, если тебе назначают антибиотики, значит надо принимать, и обязательно поправишься. Для меня принятие антибиотиков – признак того, что ты скоро поправишься… Ну, я очень хорошо отношусь… То есть я с пиететом отношусь к антибиотикам».

Информанты говорят о важности внешнего регулирования употребления антибиотиков. А. (женщина, 43 года): «Свидетельством того, что у нас все-таки безответственное отношение к антибиотикам, – то, что сейчас антибиотики стали назначать только по рецепту врача. Потому что раньше, – заболело у меня, кашлять начал, я пошел в аптеку, купил себе антибиотики. Полагаю, что сейчас я прямо вылечусь. Может, вообще вирусное заболевание, может, тебе антибиотик вообще не поможет».

Большие дозы лекарств призваны заглушить и уничтожить болезнь. А. (женщина, 43 года): «Мне кажется, заглушить и уничтожить. То есть мы …, как сказать, когда вот уже созрело, тут мы и начинаем бороться».

А. (мужчина, 69 лет): «Большие (дозы. – Е.К.). Однозначно … Люди считают, что надо глушить и лучше сразу побольше, сходу, вот задавить болезнь, простуду, глотать горстями лекарства. Однозначно. Вот тут я не сомневаюсь даже».

С. (мужчина, 45 лет): «Я по себе скажу. Вот если принимаешь большую дозу, то где-то вот кажется… то, что надо. Сразу массово – и убьешь. Ну это как эффект волшебной таблетки: одну таблетку выпил – и все».

А. (женщина, 43 года): «Мама – фармаколог. И она даже (или это, наоборот, как закономерность): “Ну что эта гомеопатия и в целом, понемножечку!” Уж тут как жахнул – так жахнул. Если врач выписал тебе одну таблетку, пациент идет и думает: “Наверное, врач плохой, у меня там соседка Зина – она там вообще по 8 упаковок за одно утро выпивает”. Ей кажется, что тебя не долечили или что-то недодали. А вот в таком массовом – и не в массовом сознании – что чем больше таблеток, тем лучше – ну вот это какой-то символ надёжности: вот тебе терапию назначили… Хотя в определённых случаях, особенно у старшего поколения, действительно, возникает состояние здоровья, когда тебе нужно и от этого таблетку, и от этого, и от этого. И в результате получается их много на самом деле…. У нас, знаете, от всей души. Мы ведь всегда от всей души. И лечим, и калечим от всей души».

Интервьюер: «Что в большей степени востребовано в лечебной практике: общеукрепляющие препараты – тоники, витамины – или средства сильного, радикального воздействия? – С. (мужчина, 68 лет): «…Сперва радикальное, а потом профилактическое, горстями».

«Безумное количество препаратов»

Отмеченная практика интенсивной лекарственной терапии сочетается с более взвешенной позицией. Информант отмечает динамику изменений в этой области. С. (мужчина, 68 лет): «Я бы сказал, что вектор сдвигается к осторожному и даже настороженному отношению к антибиотикам в целом в стране».

А. (женщина, 43 года): «Я говорю – не надо начинать пить антибиотики, потому что у меня вот такое убеждение, оно может быть околонаучное, может быть научное: если ты начнешь пить антибиотики – вот просто тогда, когда организму это еще не нужно такую терапию, потом, когда действительно будет нужно, антибиотик не подействует».

В. (женщина, 68 лет): «Ну мое отношение, что антибиотики нужно как можно реже употреблять. Но бывают ситуации, когда без них не обойтись».

В. (мужчина, 45 лет): «Это все очень просто. Если принимать антибиотики, не понимая смысл их назначения, то в конце концов вопрос станет в том, что сильные антибиотики перестанут человеку помогать даже при незначительных заболеваниях. Поэтому самостоятельный прием антибиотиков категорически… недопустим… Потому что нельзя… Мало того, что антибиотики действуют всегда на какие-то конкретные органы, системы, и, соответственно, неправильно подобрав антибиотик, можно добиться снижения эффекта».

Сторонники щадящей лекарственной терапии есть и среди старших, и в поколении «детей». В. (женщина, 68 лет): «Тут уж надо смотреть. Но в принципе, в моем представлении, лекарств должно быть меньше, потому что нет лекарства, которое не имеет побочного эффекта. Пытаясь излечить одно, мы калечим что-то другое».

С. (мужчина, 68 лет): «Ну, мое индивидуальное мнение – это надо осторожно быть с лекарствами. Но я встречал людей, которые ориентируются на массовое употребление лекарства».

О. (женщина, 67 лет): «Я считаю, что лекарств не должно быть вовсе. Но поскольку я не так еще далеко в своем личном развитии шагнула, иногда я использую парацетамол, если у меня жар, да? Или аюрведическое средство румалайя для суставов… Ну, например, мне назначали препараты от давления дважды, мощным таким блоком, и многие очень люди пьют. Я обошлась черноплодкой. Две ложки варенья – и давление ваше в норме».

В. (мужчина, 45 лет): «Ну лично для меня, скорее всего, осторожно. Есть такое понятие в клинической фармакологии: вообще больше пяти лекарств назначать одновременно нельзя, потому что действие их может пересекаться, и могут быть побочные эффекты. Ну и плюс – какой-то препарат может дать какой-то побочный эффект».

«Однажды мне предложила соседка…»

Коллективистская составляющая в опыте проявляется и в его медицинском секторе. Болезнь и здоровье – это личная проблема, однако она не исключает – и это аргументируется – ситуации коллективного обсуждения и рекомендаций лечения по принципу: сосед сказал – и я попробовал.

А. (мужчина, 69 лет): «Все-таки, в целом, грубо, – это зона приватности, повторяю – с выходом, особенно у женщин, в публичное пространство… У мужчин приватная, у женщин зачастую бывает и публичная, когда они там с подружками… Кстати, сейчас есть эти… чаты, где огромные компании собираются, они там обсуждают капитально. Дают друг другу советы. Тут происходит переход в публичное пространство. У женщин – гораздо больше».

С. (мужчина, 45 лет): «Это все от человека зависит… Публичное обсуждение – для меня это не проблема. Практически нет таких болезней, о которых нельзя говорить публично. Есть такие какие-то – ну это да… Я бы разделил: 70 процентов можно публично говорить, 30, наверное, не стоит. – Интервьюер: То есть в принципе можно пообсуждать с товарищами: вот такая болячка, что с ней делать? – С.: Все мы люди».

С. (мужчина, 68 лет): «Обсуждают! Не так чтобы совсем публично! Со своими друзьями, знакомыми, коллегами обсуждают… Хотя даже по телевизору встречается обсуждение собственного здоровья. И не только собственного, строго говоря. Передачи есть про больных артистов и так далее… Ну, слишком публично, мне кажется, не нужно, а поговорить о собственном здоровье и здоровье близких людей – ну, это вполне допустимо. То есть молчать и таить в себе эту болезнь – это неправильный вариант поведения… Мы же обмениваемся советами, конечно. И народные есть варианты лечения. И журнал есть “Здоровый образ жизни”».

Противоположное мнение высказывает большая часть информантов из поколения «детей»: болезнь – зона приватности. А. (женщина, 43 года): «Зона приватности – это 99 процентов. Это личная сфера».

В. (мужчина, 45 лет): «Ну, однозначно зона приватности».

Д. (женщина, 47 лет): «И вообще меня очень сильно напрягают сейчас вот эти практики, сейчас как раз выдали направления медосмотров на работе и прочее. Потому что я считаю, что это мое личное дело. Я не хочу идти всей толпой с работы, сидеть рядом в очереди к гинекологу. Меня это напрягает».

Коллективное обсуждение ситуации болезни допускает и коллективные рекомендации в назначении лечения. О. (женщина, 67 лет): «Однажды мне предложила соседка именно коралловые шарики, коралловый плод такой есть. Я их попробовала и бросила курить».

С. (мужчина, 45 лет): «Ну, конечно. Все так делают… – Интервьюер: Можно пример? – С.: Да вот, обычная простуда. Вот от кашля очень хорошо помогло. Берите там…»

А. (женщина, 43 года) рассказала историю, когда она последовала рекомендациям подруги, предложившей «пачечку» лекарства в ситуации «нестабильного состояния нервной системы… Препарат назначается по рецепту врача. Она говорит: “Я его пью. Мне хорошо, я стала такая спокойная… и работоспособность повысилась”.  А там он, я не могу сказать, что антидепрессант, но какой-то серьезный. – “Давай, я тебе пачечку дам, попробуешь”. Она мне эту пачечку дала, и я начала пробовать. То есть, вот, просто по совету, по аналогии, думая, что мне поможет».

Надо отметить, что и противоположная позиция выражена достаточно внятно. На вопрос – приходилось ли вам использовать лекарства по примеру: сосед сказал, и я попробовал? – последовали ответы: В. (мужчина, 45 лет): «Нет, конечно. Глупость полная».

В. (женщина, 68 лет): «Нет, я все-таки предпочитаю, чтобы врачи рекомендовали».

А. (мужчина, 69 лет): «Нет, никогда».

Д. (женщина, 47 лет): «Нет, я к этому очень плохо отношусь».

М. (женщина, 68 лет): «Нет, никогда».

Н. (мужчина, 40 лет): «Нет».

«Это что-то между страдальцем и анархистом»

Информанты согласились с тем, что образы пациентов разноплановы, множественны и по-разному представлены в разных группах.

Есть «стоики». В. (женщина, 68 лет): «Ну, а стоик, – я думаю, что стоиков тоже достаточно, их хватает, особенно среди мужского населения».

А. (женщина, 43 года): «Вот (близкий человек. – Е.К.) …он вообще… Он начинает кашлять, болеть. Я говорю: “Давай я тебе…”. – Мама тоже, фармаколог. Она тоже видит: “Антибиотики, выпишу тебе рецепт, и ты их начнешь пить”. – “Нет, я пить не буду, я вылечусь сам”».

А. (мужчина, 69 лет): пациент – это «стоик, который терпит страдания. Такая фаталистическая (позиция. – Е.К.)… Что есть, то есть».

Дважды – в каждой из поколенческих страт – упомянут в качестве желаемого образа пациента «герой-победитель». О. (женщина, 67 лет): «Вот я лично – победительного типа. Я одолела много серьезных болячек в своей жизни и намерена и дальше так себя вести».

Н. (мужчина, 40 лет): «Пусть будет победитель».

Но особенно выделены фигуры «анархистов», «терпеливых» и «страдальцев». Собственно, выявляются две полярные по отношению к медицинским предписаниям позиции. Д. (женщина, 47 лет): «Это что-то между страдальцем и анархистом. Такой вот страдальческий анархист. Запустил все по анархии, потом страдать начал (смеется)».

Н. (мужчина, 40 лет): «Мы часто не долечиваемся, когда нужно курс завершить. А мы… нам становится легче, и мы перестаем лекарства принимать».

О. (женщина, 67 лет): «А типическая картина – горсть таблеток с утра в рот, без разбору. Иначе весь день надо: эти тогда, эти до, эти после. По часам, часы включены. Боже мой, страшное дело. Я наблюдаю же своих подруг: … у нее же будильник звонит через каждые два часа, или муж спешит с таблетками… Да, согласна. Это анархизм».

Определение интервьюера – «Анархист – это тот, который плохо выполняет назначения врача, два раза попьет лекарство, забудет», – комментирует В. (женщина, 68 лет): «Это я (смеется)… Я хочу сказать, что, конечно, когда припрет, будешь и пить, и выполнять, когда плохо. Ну а когда стало получше, начинаешь расслабляться, конечно. Я думаю, что анархистов – достаточно широкая популяция у нас».

С. (мужчина, 68 лет): «Ну, с дисциплиной в России всегда было не очень хорошо, во всех смыслах, в том числе и в медицинском».

Д. (женщина, 47 лет): «“Вот эти таблетки пил, пил, пил, надоело, я бросил”. Я полно таких случаев знаю. И причем, и среди медиков я тоже такие случаи знаю, когда что-то не помогает, я брошу, мне кажется, от этих таблеток стало плохо… Поэтому, мне кажется, недостаточный у нас уровень дисциплины. Там очень много самодеятельности».

С. (мужчина, 45 лет): «Я думаю, наверное, что типичны – это страдалец и анархист. Страдалец страдает. Дочь у меня такая же. Страдает, страдает, а по факту выпишут что-нибудь, ну, вроде бы сходила, вроде полегчало».

С. (мужчина, 68 лет): «Скорее всего терпеливый. Про россиянина среднестатистического давно сказано: долготерпение – характерная черта. Все вытерпит и все терпит».

О. (женщина, 67 лет): «Преобладающий тип среди мужчин – я считаю, что они терпеливцы. Они настолько боятся боли, что вот с этой зубной болью – ну пока они на стенку не полезут».

А. (женщина, 43 года): Пациент «ждет облегчения страдания. Но еще и чуда. Конечно, ждет».

М. (женщина, 68 лет): «Страдалец».

Возможно, отчасти это обстоятельство объясняет стремление пациента получить сочувственную реакцию от врача. В. (женщина, 68 лет): «Я помню, как мне отец рассказывал, что у них в поликлинике было два терапевта. И он всегда любил ходить к той, которая с ним поговорит, душевно как-то его расспросит. Разумеется, больные тянутся к таким чутким, душевным людям, это несомненно. И есть же эффект врача, что после разговора с врачом человек начинает чувствовать себя лучше, хотя уж какого-то особого лечения к нему не применялось… Потому что все равно же человек считает, что врач знает, он учился этому. И он скажет, и он успокоит более авторитетно, чем успокоит кто-то там из членов семьи, кто-то из знакомых. Ну это же врач, он знает. Поэтому, конечно, это очень важно – человеческое отношение врача к своему пациенту».

Д. (женщина, 47 лет): «Ну, вот сухарь, молчун – это одно. Но ведь бывает просто жестокость или еще что-то. Там ты хоть какой профессионал, но это плохо. Хотя, наверное, в приоритете профессионализм».

М. (женщина, 68 лет): «Я за компетентность. Но в нашем возрасте забота тоже важна».

Выводы

Итоговые выводы, которые можно сделать на основании проведенного исследования, следующие.

Можно выделить характерные черты повседневного медицинского опыта, который представлен в полученном эмпирическом материале.

То, как представлена тема здоровья в сознании информантов, обнаруживает их высокую степень интегрированности, включенности в социальную жизнь, что проявляется и в подчеркивании общественной функции здоровья, и в возможности коллективного обсуждения личных медицинских проблем, и в восприимчивости к рекомендациям и медицинским назначениям из «ближнего круга», и в преобладающем понимании важности, но не приоритетности здоровья.

Обращается внимание на природные, естественные основания здоровья, болезнь мыслится, по преимуществу, как состояние, органически включенное в ритм собственной жизни.

Сформированы и присутствуют разнородные профилактические техники «заботы о себе», но явным образом проступает увлечение традиционными практиками. Баня как среда общения, релаксации, оздоровления с ее контрастными приемами востребована во всех возрастных группах и возведена в некоторых ситуациях в ранг своеобразного ритуала, организующего и стабилизирующего жизнь.

«Забота о себе» иногда в большей степени декларируется, чем реализуется.

Научная медицина – ресурс для решения проблем со здоровьем. Но отчетлива практика обращения к альтернативным ветвям, в том числе к народной медицине. Обращение к народной медицине, сама реакция на соприкосновение с этими практиками обнажает укорененное в традиционном сознании, в ментальности упование на чудо, надежду на помощь «волшебных средств».

Идеализм, рассматриваемый нами как несколько отвлеченный строй культурного сознания, проявляется в пренебрежении, нестрогом отношении к телесной жизни, ее  возможностям, иногда проявляется прямое пренебрежение здоровьем.

В сфере медицинского поведения сохраняется приверженность высоким медицинским стандартам, мечта об идеальном враче (М., женщина, 68 лет: «Конечно, врач важнее. Да где ж его взять-то?»), готовность и желание с восхищением говорить о настоящем специалисте (Д., женщина, 47 лет – о неожиданной, после повсеместных отказов и беспомощных слез, оказанной помощи в медицинском учреждении ее маме, страдающей от боли в коленном суставе: «И он абсолютно бесплатно, ничего не попросил. То есть я пришла: “Вот мне сказали”. – Он: “Да-да-да”. Посмотрел, все вколол – нету боли… И вот, я такого отношения в платной медицине очень давно не видела, если честно. Как это объяснить?»). На фоне множественных проблем в сфере организации здравоохранения информанты готовы высоко оценить труд врача: (М., женщина, 68 лет: «Вообще, врач слышит своего пациента. Ну, а иначе это не врач»). В общем и целом, информанты демонстрируют положительное отношение к практикам прививок.  При обсуждении феномена платной медицины они способны признать, что настоящий врач лечит самоотверженно, где бы он ни работал (Д., женщина, 47 лет; А., женщина, 43 года).

Анализ динамики медицинского опыта, основанный на фиксации различий представлений в этой сфере у «отцов» и «детей», позволяет сделать следующие обобщения.

Меняющиеся внешние условия жизни, в особенности ситуация с пандемией, способствовали существенным трансформациям повседневного медицинского опыта.

В частности, его «разволшебствление» проявилось в усилении трезво-рационального понимания возможностей научной медицины, способности видеть в этой сфере целый ряд проблем. Информанты размышляют о необходимости изменения стратегии развития современной медицины, переориентации «медицины болезни» на «медицину здоровья». Следует отметить меняющееся понимание роли личных усилий в поддержании здоровья, интенсификации этих усилий, понимание ответственности за свое состояние здоровья и здоровье других людей. Информанты отмечают усиление тематизаций, связанных с гигиеной, здоровым питанием, распространением профилактических знаний. Повседневными становятся внимание, наблюдение, контроль за собственными телесными функциями. Должно быть отмечено растущее разнообразие моделей поведения пациента. К «стоику» и «страдальцу» добавляются «герои». Само здоровье трактуется с акцентом на личностную самореализацию.

Существенными являются не только «межпоколенные» сдвиги, но и изменения в медицинском опыте у современного рефлексирующего россиянина в целом – независимо от возраста.

Оставаясь вполне лояльными в отношении практики прививок, информанты, тем не менее, отмечают изменения в собственном опыте: недостаточно апробированные материалы вызывают сомнение (А., мужчина, 69 лет). Кроме того, осознается возможность выбора. М. (женщина, 68 лет): «Но я уже, например, выбираю. Сделаю прививку от гриппа и от пневмонии уже не буду делать прививку, а то это тоже нагрузка на организм. Тут – между нами – антипрививочники сыграли свою роль в изменении нашего самосознания. Мы уже не бежим за любой прививкой, сейчас уже выбираем – какие необходимы».

Константными в медицинском опыте являются: недостаточная активность, традиционная пассивность, иногда фаталистическое отношение к состоянию своего здоровья.

Не теряется, сохраняется, воспроизводится тема природных оснований жизни, естественной включенности болезни в повседневную жизнь.

Подтверждается присутствие культурных констант в сфере повседневного медицинского опыта. Сохраняется представление о болезни-агрессоре, нападающем на человека извне, болезни, которую человек «подцепил». Соответственно, важными оказываются интенсивные практики лечения. Одним из самых уязвимых органов информанты по-прежнему считают сердце как «середину», «сердцевину» жизни.

Традиция посещения бани сохраняется как ритуал, существенно упорядочивающий и разнообразящий жизнь современного россиянина.

В заключение еще раз подчеркнем: знание культурных паттернов, особенностей медицинского поведения россиян открывает путь к пониманию специфики образа жизни, отношения людей к здоровью, а соответствующая медико-антропологическая подготовленность врача может сделать и коммуникацию, и реальную медицинскую помощь более эффективной.

Примечания

  1. Валентина, 68 лет (В., 68 лет), Ольга, 67 лет (О., 67 лет), Мария (М., 68 лет), Александр, 69 лет (А., 69 лет), Сергей, 68 лет (С., 68 лет).
  2. Анна, 43 года (А., 43 года), Дина, 47 лет (Д., 47 лет), Никита, 40 лет (Н., 40 лет), Сергей. 45 лет (С., 45 лет), Вячеслав, 45 лет (В., 45 лет).
  3. Гуаша – это старинная практика массажа, которая используется в китайской медицине.
  4. Ликопин – каротиноидный пигмент, определяющий окраску плодов некоторых растений, например, томатов, гуавы, арбуза.

Библиография

Аверинцев С.С. (1988) Византия и Русь: два типа духовности, Новый мир, № 9, с. 227–339.

Бахматова М.Н. (2018) Практики культурно-этнического посредничества в сфере здравоохранения Италии, Медицинская антропология и биоэтика, № 1 (15).

Буравой М. (1998) Развернутое монографическое исследование: между позитивизмом и постмодернизмом [Электронный ресурс], Рубеж, № 10–11. (https://anthro-org.narod.ru/files/Buravoy_Case_study.pdf) (20.12.2024).

Водовозов А. (2021) Главный миф – наличие альтернативы научной медицине. [Электронный ресурс] Олимп здоровья. Центр семейной медицины (https://olimp03.ru/2021/04/14/glavnyj-mif-nalichie-alternativy-sovremennoj-mediczine/) (20.12.2024).

Гаман Ю. (2021) Альтернативная медицина [Электронный ресурс] Тихоокеанский медицинский университет (https://tgmu.ru/vita-news/alternativnaja-medicina/) (20.12.2024).  (20.12.24)

Готлиб А.С.  (2005) Введение в социологическое исследование: качественный и количественный подходы. Методология. Исследовательские практики: учебное пособие, 2-е изд., перераб. и доп., М.: Флинта: МПСИ, 384 с.

Квале С. (2003) Исследовательское интервью, М.: Смысл, 301 с.

Кириленко Е.И. (2008) Феномен медицины в горизонте культуры: теоретические основания анализа и этнокультурная спецификация, Томск: Издательство ИОА СО РАН, 330 с.

Кириленко Е.И. (2011) Модели медицины в поликультурном мире, Человек, № 4, с. 132–145.

Кириленко Е.И. (2012) Медицина в контексте культуры, Бюллетень сибирской медицины, № 6, с. 8–16.

Пейер Л. (2012) Медицина и культура. Как лечат в США, Англии, Западной Германии и Франции, Томск: Сибирский государственный медицинский университет, 240 с.

Шюц А. (1988) Структура повседневного мышления [Электронный ресурс], Социологические исследования, № 2. (URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000918/st000.shtml) (20.12.2024).

Шюц А. (2004) Избранное: Мир, светящийся смыслом, пер. с нем. и англ., М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1056 с.

References

Averincev, S.S. (1988) Vizantija i Rus’: dva tipa duhovnosti [Byzantium and Russia: two types of spirituality], Novyj mir [New world], No. 9, p. 227–339.

Bahmatova M.N. (2018) Praktiki kul’turno-ehtnicheskogo posrednichestva v sfere zdravookhraneniya Italii [Cultural-ethnic mediation practices in Italian healthcare], Meditsinskaia antropologiia i bioetika, No. 1(15).

Buravoj, M. (1998) Razvernutoe monograficheskoe issledovanie: mezhdu pozitivizmom i postmodernizmom [Jelektronnyj resurs] [The extended case method: steering a course between positivism and postmodernism], Rubezh [Frontier], No. 10–11. (https://anthro-org.narod.ru/files/Buravoy_Case_study.pdf) (дата обращения 20.12.2024).

Gaman, Ju. (2021) Al’ternativnaja medicina [Jelektronnyj resurs] [Alternative medicine], Tihookeanskij medicinskij universitet (https://tgmu.ru/vita-news/alternativnaja-medicina/) (20.12.2024)

Gotlib, A.S. (2005) Vvedenie v sociologicheskoe issledovanie: kachestvennyj i kolichestvennyj podhody. Metodologija. Issledovatel’skie praktiki: uchebnoe posobie [Introduction to sociological research: qualitative and quantitative approaches. Methodology. Research practices: a tutorial], second edition, revised and enlarged, Moscow: Flinta: MPSI, 384 p.

Kirilenko, E.I. (2008) Fenomen mediciny v gorizonte kul’tury: teoreticheskie osnovanija analiza i jetnokul’turnaja specifikacija [The phenomenon of medicine in the horizon of culture: Theoretical foundations of analysis and ethnocultural specification], Tomsk: Publishing house IOA SO RAN, 330 p.

Kirilenko, E.I. (2011) Modeli mediciny v polikul’turnom mire [Models of medicine in a multicultural world], Chelovek [Human], No. 4, p. 132–145.

Kirilenko, E.I. (2012) Medicina v kontekste kul’tury [Medicine in the context of culture], Bjulleten’ sibirskoj mediciny [Bulletin of Siberian Medicine], No. 6, p. 8–16.

Kvale, S. (2003) Issledovatel’skoe interv’ju [Research interview], Moscow: Meaning, 301 p.

Pejer, L. (2012) Medicina i kul’tura. Kak lechat v SShA, Anglii, Zapadnoj Germanii i Francii [Medicine and culture. Varieties of treatment in the United States, England, West Germany and France], Tomsk: Siberian State Medical University, 240 p.

Shyuc, A. (1988) Struktura povsednevnogo myshlenija [Jelektronnyj resurs] [The structure of everyday thinking], Sociologicheskie issledovanija [Sociological research], No. 2, (URL: http://ktpu.kpi.ua/wp-content/uploads/2014/02/A-SHyuts-struktura.pdf) (20.12.2024)

Shyuc A. (2004) Izbrannoe: Mir, svetyashchijsya smyslom [A world that glows with meaning], translation from German and English, Moscow: Russian political encyclopedia (ROSSPEN), 1056 p.

Vodovozov, A. (2021) Glavnyj mif – nalichie al’ternativy nauchnoj medicine. [Jelektronnyj resurs] [The main myth is the existence of an alternative to scientific medicine], Olimpus of health. The Family Medical centre (https://olimp03.ru/2021/04/14/glavnyj-mif-nalichie-alternativy-sovremennoj-mediczine/) (дата обращения 20.12.2024)